Номос важнее предрассудков.
"Знаешь, мне кажется - скоро сойду с ума,
стану водой, подступающей к городам
и накрывающей трассы, мосты, дома
медленно, неотвратимо и навсегда.
Станет спокойно и тихо – ты посмотри! –
как занесет песком людские миры.
Будут качаться погасшие фонари,
в окна заглядывать – стаи летучих рыб.
Мерно колышутся спящие провода,
и проплывают внизу силуэты крыш…
Вот и придет - справедливее всех – вода.
Что ты мне скажешь? Ах да, ты молчишь, молчишь…
Что под водою останется, кроме нас?
Ты улыбаешься – холодно и светло.
Я говорю: «Держись!»
И встает волна,
яростная, прозрачная, как стекло.
Мы не расстанемся, слышишь, мы - никогда!..
Море до горизонта сковало льдом.
Я ль не вода, подступившая к городам,
я ль не песок, заносящий наш бывший дом..."
(с) Тэйми Линн
Синее небо над ним, синий океан под ним, и сам он – капля цвета индиго, незаметная, несущественная частица бытия. Гокудере не нравится синий цвет. Ни лазурь летнего неба, ни темная, почти черная синева океана. Ни этот хренов индиго, про который он недавно читал в какой-то книжке. Синий затягивает, он бесконечен, ирреален. А Гокудера привык видеть цель, знать границы дозволенного. Привык не строить догадки, а располагать фактами и делать из них правильные выводы.
Это как с Ямамото. Вроде вот он весь перед тобой – бейсбол, учебники, видеоигры, суши, идиотские шуточки… А копнешь поглубже – то же индиго, иррациональное, непонятное. Смертельное. Его глаза меняются, когда он берет в руки меч. Меняется манера говорить, когда он чувствует врага. Меняется, наверное, даже кожа на пальцах, когда он прикасается к нему ночью. Иногда Гокудере страшно, что это синее безумие затянет его, и он станет таким же. Иногда ему этого хочется. А иногда, очень редко, ему кажется, что однажды он будет лежать на синеве океана, глядя в синее небо, и кровь его тоже станет синей и вытечет до последней капли. Причем здесь Ямамото он предпочитает не думать.
(с)
стану водой, подступающей к городам
и накрывающей трассы, мосты, дома
медленно, неотвратимо и навсегда.
Станет спокойно и тихо – ты посмотри! –
как занесет песком людские миры.
Будут качаться погасшие фонари,
в окна заглядывать – стаи летучих рыб.
Мерно колышутся спящие провода,
и проплывают внизу силуэты крыш…
Вот и придет - справедливее всех – вода.
Что ты мне скажешь? Ах да, ты молчишь, молчишь…
Что под водою останется, кроме нас?
Ты улыбаешься – холодно и светло.
Я говорю: «Держись!»
И встает волна,
яростная, прозрачная, как стекло.
Мы не расстанемся, слышишь, мы - никогда!..
Море до горизонта сковало льдом.
Я ль не вода, подступившая к городам,
я ль не песок, заносящий наш бывший дом..."
(с) Тэйми Линн
Синее небо над ним, синий океан под ним, и сам он – капля цвета индиго, незаметная, несущественная частица бытия. Гокудере не нравится синий цвет. Ни лазурь летнего неба, ни темная, почти черная синева океана. Ни этот хренов индиго, про который он недавно читал в какой-то книжке. Синий затягивает, он бесконечен, ирреален. А Гокудера привык видеть цель, знать границы дозволенного. Привык не строить догадки, а располагать фактами и делать из них правильные выводы.
Это как с Ямамото. Вроде вот он весь перед тобой – бейсбол, учебники, видеоигры, суши, идиотские шуточки… А копнешь поглубже – то же индиго, иррациональное, непонятное. Смертельное. Его глаза меняются, когда он берет в руки меч. Меняется манера говорить, когда он чувствует врага. Меняется, наверное, даже кожа на пальцах, когда он прикасается к нему ночью. Иногда Гокудере страшно, что это синее безумие затянет его, и он станет таким же. Иногда ему этого хочется. А иногда, очень редко, ему кажется, что однажды он будет лежать на синеве океана, глядя в синее небо, и кровь его тоже станет синей и вытечет до последней капли. Причем здесь Ямамото он предпочитает не думать.
(с)