Номос важнее предрассудков.
Где-то в глубине души Занзас верит в то, что Тсуна – бессмертное, далекое, непобедимое Небо; это одна из причин, по которой он стрелял в паромщика сквозь Тсуну, это одна из причин, по которой он даже не задумывается о медицинской помощи.
Это та самая причина, по которой он не может смириться с существованием Десятого Вонголы.

Но возможно, если Тсуна умрет этой ночью от потери крови, это станет самым страшным разочарованием в жизни Занзаса.

Ночь сжимается до размеров гостиничного номера, свет не горит – помещение освещает Пламя Посмертной Воли, тени причудливо и ломко изгибаются.
Я стрелял в него, я почти убил его, а он попросил у меня прощения, зло думает Занзас.
Дерьмо, а не босс.
Внизу, под полом, глухо и монотонно бьют часы.

Занзас смотрит, как шевелится, смыкаясь, пулевая рана на боку Тсуны, лежащего на кровати.
Занзас прикидывает процент вероятности того, что вся эта нелепая ситуация – план Реборна по лоялизации Варии.
Возможно, настоящая цель тут не в том, чтобы толкнуть заученную речь на Большом Собрании Семей.
Он как никто другой знает – Тсуну не убить даже из базуки. Даже из зенитной пушки не убить Тсуну. Если сейчас на город упадет атомная бомба, выживут только крысы и проклятый Тсунаёши Савада, Десятый, мать его, Вонгола.
Юбилейный.

Занзас сознательно накручивает себя, и он уже ненавидит Тсуну, Реборна, покойничка-папашу, но все еще не может заставить себя уйти из номера.
Он смотрит, как оранжевое пламя пожирает неподвижного как мертвец Тсуну, и он ничего не может, не должен, не хочет делать для Тсуны.
Преданность и подчинение боссу?
Воля Дона - воля Бога?
Бред.
Занзас никогда не склонится перед недостойным, вся проблема в том, что никто не достоин более, чем он.

@темы: синдром реборна

Комментарии
04.01.2014 в 23:38

Номос важнее предрассудков.
Занзас садится на край кровати, крутит в руках пистолет - неудобный, слишком легкий, и ровно на один меньше, чем нужно.
В такие моменты он жалеет, что так и не начал курить – хоть какое-то занятие.
Рёв огня поселился в его ушах, назойливый и тяжелый, как глухота.

Неожиданно Тсуна открывает глаза – слепые, бессмысленные, Пламя бьется в них, пожирая влажные угли зрачков.
- Я – Небо, - ровным, лишенным интонаций голосом говорит Тсуна.
- Ты спятил, давай я тебя пристрелю, - равнодушно предлагает Занзас.
Вся его ненависть куда-то ушла.
Наверное, это должно здорово бесить.
Но он чувствует только тягучую, ленивую усталость и безразличие, как после хорошего секса или хорошей драки.
Это наваливается на него из-за спины, давит на плечи так тяжело, что кажется – от нагрузки скрипят, проседая, пружины кровати.

- Я умираю, я возрождаюсь, я побеждаю, - чеканит Тсуна, уставившись в потолок выжженными оранжевыми зрачками.
Занзас отворачивается.
- Большое Собрание Семей, слияние Джессо и Джиглио Неро, смета на строительство убежища в Намимори, Нон-Тринисетте, план базы Меллоне, уничтожение Колец Вонголы, Базука Десяти Лет… - монотонно, словно переворачивая страницы скучной, да еще и читанной не раз книги, перечисляет Тсуна.

Небо не подвластно времени, Небо разделяет и рассматривает время – так придирчивый посетитель ресторана рассматривает срез отбивной.

- Что ты видишь? – спрашивает Занзас.

Невыносимо-медленным, отстраненным движением Тсуна поворачивает голову.
Пламя изменило черты его лица, легло поверх тонкой маской возраста и бесстрастной, цепкой красоты.
Губы Тсуны шевелятся, расползаясь в змеиной улыбке, голос переполняется безумием - пенящимся, ликующим безумием –
- Ты умрешь в клинике Милосердной Мадонны в возрасте сорока дву…
- Заткнись, - резко бросает Занзас и бьет его наотмашь по лицу.
Руку сводит от боли.

Тсуна молча смотрит на Занзаса.
Небо молча смотрит на Занзаса.
Занзас медленно переводит взгляд на свою руку, с таким тяжелым оцепенением, как будто она и вправду превратилась в кусок обугленного мяса, и теперь нужно как-то с этим жить.
Нет, все нормально.
- Заткнись, - тихо и странно умиротворенно повторяет Занзас. - Заткнись, заткнись, заткнись.

Я не хотел этого, думает Занзас.

Тогда Тсуна закрывает глаза, вздрагивает и начинает орать, как будто его режут заживо.
Занзас наваливается на него, затыкает раззявленный рот ладонью, – толстяку повезет, если он окажется нелюбопытным, неожиданно ясно думает он, всем весом тела вдавливая Тсуну в кровать.
Тсуна мычит и брыкается, пытаясь вывернуться, слезы дорожками текут по его щекам, кровь пропитала одежду и расползлась по бежевому потрепанному покрывалу.

Неожиданно он расслабляется – полностью, как будто умер или потерял сознание.
Занзас встает, подходит к двери, вытаскивая из-за пояса пистолет: вот кто-то пробежал по коридору, и стало тихо.

Я не хотел этого, думает Занзас.
Чего угодно, но не этого.
От понимания того, что на месте Тсуны сейчас мог быть он сам, Занзаса начинает мутить.

- Я не хотел этого, - тихо говорит Тсуна, не открывая глаз. - Я никогда не хотел этого.
05.01.2014 в 01:46

Номос важнее предрассудков.
И из другого текста, очаровательное. ^^

...
- Еще раз хоть намекнешь, что я пидор – уебу.
Занзас еще и больно дернул капитана за ухо, беззащитно выглядывавшее из светлых прядей, – Сквало только охнул, хватаясь за голову.
- Босс, если ты меня начнешь ебать, то…
- Мусор, я тебе устрою нетрадиционный секс с твоей собственной железкой и останусь при этом стопроцентно гетеросексуальным.
- Хорошо, что денег на меч у нас все равно нет.
- Мусор!
Сквало, наконец, замолчал, только лыбился нехорошо – как перед дракой. Эта улыбка не шла к тонкому женскому лицу, подчеркивая резкие складки в уголках бледных губ и темные тени под глазами.
Хорошо, что мусор не девка. С такими девками одна беда.
Занзас не любил проблемы – женщина должна быть тихой, ласковой и незаметной всегда и везде, кроме постели. Занзас был католик, самодур и консерватор и меняться не собирался.
05.01.2014 в 13:05

Номос важнее предрассудков.
Занзас был католик, самодур и консерватор и меняться не собирался.
Это - хоть в подпись. Еще при первом прочтении того огромного количества букв.
06.01.2014 в 01:00

Номос важнее предрассудков.
faolchu lynn, я так и знала, что тебе понравится именно это.))
06.01.2014 в 11:57

Номос важнее предрассудков.
Не только это там порадовало, но эта фраза просто квинтесенция всего.