франция - мишель

Клаус меланхолично смотрит на уснувшего (беспокойно, то и дело чуть не просыпающегося) гостя. "Здесь, у вас забываешь, что там - снаружи - все еще не кончилась война" - бросил тот уже в полусне.
Фон Рейтенау бесшумно поднимается, идет к комнате Мадлен и останавливается на пороге, обнаружив там спящих, прижавшихся друг к другу женщину с ребенком. Какое-то время смотрит на них, затем переводит взгляд на окно: тяжелые шторы, узорчатая тюль, стекло...
Берлин бомбят уже несколько дней подряд. И то не считая других налетов. Люди почти переселились в бомбоубежища, улицы похожи на кладбище и археологические раскопки одновременно. Повсюду валяются вещи домашнего обихода, разгребаемые славянскими рабочими тела, битые кирпичи. Он никогда не любил этот город. По крайней мере всегда так думал. Впрочем сейчас его тоже навряд ли заботят судьбы парков и архитектурных построений. Косвенно.
Пианино увезенное из Вены еще лет 5 назад вместе с парой-тройкой других вещей заблаговременно отправилось в Швейцарию. Вещи.. Смешно.
Он писал отцу не очень часто. О чем тут писать, если с одной стороны сплошные государственные тайны, с другой... Но в этот раз написал на удивление много, словно компенсируя предупреждение - больше вестей не ждать. Он уверен - этот отпуск тоже последний. И вряд ли он окажется здесь еще даже по делам.
Улыбнувшись, не то спящим, не то собственным мыслям, Клаус тихо закрывает дверь и возвращается в гостиную. Достает сигареты, закуривает. Затем вновь садится за клавикорд и тих наигрывает запрещенную в Германии Лили Марлен.
Эйхману придется срочно поднапрячься. 44-й год для отделения B IV будет насыщенным. Впрочем - он взглядывает на Альбрехта - для персонала лагерей тоже. Эсэсовец знает и поэтому пытается смыться заранее. На русский фронт. Самоотверженно. Осуществимо.
Рейхсамаршалу придется куда-то девать свое новое достояние - пожертвования граждан нации. Предметы искусства.
Ликвидация гетто неизбежна. С этим надо будет разобраться лично. Да и в обход Эйхмана.
Клаус стряхивает пепел, нежно ведет рукой по клавишам.
- Угля нет - бормочет Альбрехт. - Зима и нет угля. А здесь - тепло.
Фон Рейтенау усмехается. Зиму он увидит на Восточном.
Задумавшийся немец так и не замечает, как в комнату заходит Мишель.
- Герр Рейтенау - он встает перед ним чуть ли не вытянувшись по струнке. - Оставатся. Говорит, война скоро кончиться. Я думаю, тогда можно рассказывать... Все, что теперь - нельзя. Ну.. Полю и тете Ивет - он с трудом но все же подбирает немецкие слова, почти не сбиваясь на французский. Он пришел по делу, а о них разговаривают только на немецком. - Мама боится, что вы не вернется. Она не говорить, но я знаю. Я не верю. Папа ведь уже ушел - Мишель хочет казаться взрослым, серьезным собеседником, поэтому удерживается от глупого детского вопроса "почему недостаточно?"
- У меня дела за границей - спокойно говорит Клаус.- Мне нужно увести от войны еще несколько хороших людей.
- Семья? - чуть подумав вопрошает Мишель, безотчетно прижимаясь к немцу.
- Почти - кивает тот.
- Друзья - с плохо скрываемой радостью решает мальчишка. - Но вы же знаете как с ней есть. Война. Вы не уходите. Герр Клаус?
- Не уйду - заверяет немец. - А пока иди к маме.
- Она не спит одна. Я знаю. Хорошо.

@темы: сказка, IV B 4

---

Шелленбергски-заговорчическое

Радуется Вальтер тому самому швейцарскому доктору-внедренцу, благодаря которому разоблачили один заговор. Разговаривают о втором - более серьезном, армейском. Под руководством фон Штауффенберга. матчасть

- Прекрасная работа, фон Рейтенау - в голосе Шелленберга слышно искреннее признание. - Теперь я смогу очистить вашего отца от прежних обвинений и вернуть ему доброе имя в..
- Вряд ли он этому порадуется - ухмыляется Клаус.
- И вряд ли будет гордиться? Хорошо, Рейтенау. Я не собираюсь настаивать, тем более...
- Тем более - подтверждает еще недосказанное граф.
Шелленберг не хуже, если не лучше - как и полагалось бы единовластному хозяину всех служб военной разведки - знает, что уже совсем скоро имена придется отмывать от совершенно противоположных заслуг. А еще он прекрасно понимает, что отставки Канариса Гейдрихову псу никак достаточно не будет. Хотя разведчик и питает некое сочувствие к адмиралу. И не в последнюю очередь в том, что фон Рейтенау встал не на его стороне. Почему-то Вальтер не мог избавиться от впечатления, что терпеливая ненависть графа гораздо хуже опасливой зависти Гиммлера.
- Рейхсфюрер признателен. Можете больше не опасаться...
Клаус не уронил ни слова, он просто посмотрел на собеседника и тот понял, что при искреннейшем своем желании никак не сможет озвучить то же самое начальнику.
- Как дела в усадьбе? - интересуется тем временем Рейтенау.
- О, говорят, нельзя дольше держат гончих на псарне - спешит с ответом Шелленберг. - Иначе рискуют прийти в негодность.
- Надеюсь, хозяин понимает, что Крафт ему все равно не светит? Независимо от моих стараний.
- Боюсь, он не готов смириться. Он надеется на Валькирию.
- Чет-нечет, - Рейтенау закуривает, Вальтер следует дурному примеру. - Эта сука может запросто откусить кормящую ее руку.
- Куда уж - улыбается Шелленберг.
- Главное, чтобы бешеная псина не убежала.
- Не убежит. Раньше сдохнет.
- При всем уважении, я не ветеринар.
- Уверяю, по этому делу у меня достаточно специалистов.

@темы: сказка, IV B 4

---

мальчиковое

С неким подобием ужаса осознаю необходимость в маленьком компике.
Обязательно матовый экран. Почти обязательно - привод двд.
Пока на заметке Samsung 355E5X и Samsung NC110. Соответственно ноут и нет.
Деньги? Деньги - последнее дело.

@музыка: Тэм & Йовин "Я отпускаю тебя на волю"

@темы: vie

---

@темы: картинки, музыка, vie

---

Берлин, госпиталь, 1942.

Она любила быть первой. Старшей в семье, лучшей на курсе, всегда уверенной, всегда на подхвате, всегда на виду и на слуху - такой она встретилась с ним, когда обоим не было и двадцати.
Такой и отпустила его в его неизбежную неизвестность.
Прошедшие годы изменили многое, и теперь она не знала - что в ней осталось от той, прежней, которую он помнил. Осталось ли вообще в этом мире хоть что-то от их прошлых жизней? А даже если да - значит ли это что-нибудь, кроме памяти нескольких счастливых лет и давнего затаенного страха.
- Кларисс, подготовь мне перевязочную, через пятнадцать минут, из сто-пятой.., - Марта привычно уверенно открывает плечом дверь и заходит в комнату, облицованную белым кафелем, спотыкается на полуслове; стороннему глазу незаметно, но серые глаза смотрят внимательно, и она знает абсолютно точно, что ее заминку учли. Совершенно непонятно, правда, к чему именно. Невольное движение бровью, изобразить удивление, - Кларисс, что-то случилось с господином штурмбанфюрером, почему он здесь? (полчаса назад он разговаривал с Келером-Айзерманом, она знала)
Занятая перевязкой медсестра оборачивается, придерживая одной рукой марлевый бинт на груди сидящего перед ней полуобнаженного мужчины, и движение это у нее выходит неприятно нежным. Довершают картину чуть порозовевшие скулы, словно девушку застали за чем-то неприличным, и Марта неприязненно морщится, отворачиваясь к столу и складывая на него бумаги.
(Рейтенау наблюдает за всем этим, и ей кажется, что происходящее его искренне забавляет)
- Как скажете, фрау Миллер. Позвольте только закончить перевязку... ему действительно требуется медицинская помощь. - Кларисс мнется, что-то в ее голосе заставляет Марту насторожиться. Она подходит ближе, по пути натягивая перчатки, нетерпеливо отводит чужую (такую тонкую, такую неуместную) руку и заглядывает в рану. Мда...
- Могло быть хуже. Но ненамного. Скажите, господин штурмбанфюрер, почему с таким ранением вы прибыли к нам для исполнения служебных обязанностей, а не в качестве пациента? - она почти видит, как за ее спиной глаза молоденькой Кларисс распахиваются в ужасе - такой тон, с таким человеком...
Плохо, Эльза. Отвратительно. Ты не справляешься со своими прямыми обязанностями. Не хватало, чтобы сейчас еще заявился тот, второй, любопытный и внимательный...
Марта выпрямляется, зажимая дырку в груди (своего мужчины? она зло ухмыляется этой мысли: а был ли он когда-нибудь по-настоящему ее, не считая юношеской привязанности? и будет ли еще когда-нибудь...) оставляя слегка потерявшуюся Кларисс стоять с неловко опущенными руками и выбившейся из-под чепца прядью. Марта свободной рукой находит на столике антисептик, и прежде, чем залить его в рану, заглядывает в смеющиеся глаза.
Посмотри на меня. Я столько лет была сильной, но ты - всегда чуть сильнее, и сейчас я не знаю, что делать. Посмотри, я не понимаю границ дозволенного, ты же видишь, я готова сорваться, и это убьет нас обоих. Посмотри, это я, Марта Миллер, Эльза Гиршбейн, ты и правда думаешь, что знаешь меня?
Посмотри, посмотри на меня внимательно. И пока ты смотришь, позволь мне смотреть на тебя.
 

запись создана: 01.04.2013 в 01:19

@музыка: но последнего слова нас лишает судья, и судья этот - время.

@темы: сказка, IV B 4, Рейх

---

Остро и немедленно хочу две вещи: павло-посадский палантин в темно-алых тонах и Исповедь блаженного Августина в печатном издании. За неимением того и другого читаю про православие в Ирландии (до поглощения его Римско-католической церковью).

* * *
Любой из семи смертных грехов есть попытка осмыслить свою жизнь вне Бога.

@темы: дорога на юг, простые волшебные вещи

---

* * *

Но в море выходят все.

@темы: дорога на юг, невысказанное

---

Париж-Берлин, 1940-1945.

В моей голове эта женщина звучит так.
И еще: "Но они понимают в нынешнем мире не больше, чем я в войне", но это уже общее впечатление, а на момент прихода союзников...
Ветер уносит обрывки не нами несказанных слов.
Все миновало - и битва, и пепел сожженных мостов.
Щит не сберег меня,
Я проиграла бой.
Мне ли, судьбу кляня,
Вслед закричать: "Постой!"
В сердце моем - война
Не на жизнь, а насмерть.
Не спасет броня,
Не поможет панцирь.
В час бессчетных бед
Грянет тьма с Востока,
Я отправлюсь вслед
За тобой в дорогу.

Что мне теперь терять
Здесь, на закате дня?
Что я должна сказать?
Щит не сберег меня...
В сердце моем - война
Между днем и ночью.

И не спрашивай, что там делает Берг и чьи письма он читает. Это вообще не Берг, а какой-то абстрактный ангичанин. *_*

@темы: картинки, сказка, Рейх

---

Schutzstaffel vs Geheime Staatspolizei

О.о - вместо тысячи слов

Вернувшийся с похорон фон Рейтенау сам мог с успехом сойти за покойника и черная форма только усугубляла впечатление. Настолько что Дитрих поначалу не стал лезть с расспросами, несмотря на большой интерес к последнему празднику с участием Белокурой бестии; он сомневался в уместности именно такого существительного, но думать по-другому никак не получалось.
- Еще один день без вас, штурмбанфюрер, я бы как-нибудь пережил - не выдержав бросает он вслед прошедшему в кабинет коллеге, впервые ловя себя на сомнительности собственной субординации в присутствии этого человека и разом осознавая все подобные случаи.
- А я без вас - нет - прокашливает в ответ Калус. Хлопает ящик стола.
Оставив раздумья об опасной деморализации его персоны, ее возможных первопричинах и последствиях, Берг возникает на пороге старшего по званию. Прежде чем успев подумать, кидает на стол пачку сигарет, решив, что именно их искал берлинец. Тот поднимает голову, но вместо ожидаемого удивления на его лице всего лишь мерзкая заинтересованность. Дитрих разводит руками, мол, сам не знаю с чего такой добрый, про себя морщится от догадок. Вот не хватало только послать его ко всем чертям. В завершение протокола.
- Скучал? - ухмыляется черный.
- По собаке - находится с ответом Дитрих. - Где она?
- Подарил. Хорст очень приглянулся Блонди.
Берг поперхнулся, едва не роняя пролетевшие обратно в его руки сигареты к пущей радости фон Рейтенау. Впрочем тот смеется недолго и когда Дитрих удивленно вскинув бровь переключается с мятой пачки на него, светлые волосы прячут лицо, но упершиеся в край столешницы вытянутые руки и так говорят достаточно.
- Тебе не мое общество нужно, а поспать - констатирует он, внимательно разглядывая напарника. - Впрочем, мне есть что тебе предложить.
Теперь он удивлен. Вот и дивись - думает Дитрих, - а я разберусь...
- Шнапс?
- Кушетка. Или уровень не тот?
- Сойдет - подумав, кивает гестаповец.
- Что ж. Следуйте за мной, штурмбанфюрер.
Интересно, если подставить ему плечо? Ан нет. Встал, как ни в чем не бывало, даже не покачнулся. Берг невольно улыбается. Ему приятно ощущение собственного превосходства, хотя на вопрос о его источнике вряд ли смог бы дать внятный ответ. Особенно после того, как они оба поднялись по лестнице. Дитрих открывает дверь в небольшую комнатку - его личные покои. Помянутая кушетка, тумбочка, лампа, телефон, шкаф, простой стул. Совершенно ничего лишнего. На полках ровные стопки бумаг.
- Милая камера.
- И вся в вашем распоряжении.
- Вся? - Рейтенау с интересом кивает на полки.
- Вся - подтверждает Дитрих, про себя думая, сколь многое готов бы отдать, чтобы увидеть, как гестаповец вот сейчас читает. Не говоря о том, чтобы тянуться к полке и снимать оттуда довольно увесистые папки. Но гораздо больше он отдал бы за возможность поспра.. поговорить. Задумчиво понаблюдав за присевшем на кушетку напарником, Берг пытается понять, а коснется ли его цена такой беседы?
Болен или ранен. Впрочем идея притащиться сюда из Берлина в таком состоянии само собой подразумевала болезнь. Другого рода. С ногами у него порядок, это точно. Лестница крута, а он сейчас явно не готов так великолепно терпеть. Надо было все-таки предложить ему что-то достать с высоты. Нет, не критично. Дитрих наклоняет голову, вспоминая только что состоявшийся внизу разговор. Правую руку он слегка подогнул и чуть-чуть да наклонился... А вот плечо следовало предложить. Момент упущен, дальше. Не стал курить, не смог смеяться. Какой рукой кинул сигареты?
- Пить будешь?
- Смотря что - еще и ухмыляется.
- Над головой у тебя. Тебе понравится.
Дитрих наклоняется к тумбочке, на ощупь вытаскивая оттуда стаканы, пока гестаповец лезет в шкаф. Самоотверженный-то какой!
Итого, левая.
- Держи, я налью.
Правую, значит, бережем.
Дитрих честно разливает ожидавший особого случая коньяк - куда уж особее. Хорошо, заранее озаботился, чтобы никто не мешал.
Получается, грудь. Случись что-то сейчас, он бы задержался. По пути - не успел бы переодеться. Задержался...
Берг вдумчиво потягивает коньяк, героически не морщась. Напиток непривычен - выдержанный и дорогой.
Он действительно задержался. Только не в этот раз. В начале месяца. Вернулся дня на четыре позже.
- Воистину неплохо.
Эсэсовец не сразу осознает, что сказанное относится отнюдь не к его соображениям, а к содержимому бутылки.
Пейте, граф, пейте. В отличие от некоторых, я не жадный. Тем паче, алкоголь прекрасно влияет на язык.
Пить действительно хочется. Во-первых не так больно, во-вторых не так... противно. Темно-золотая жидкость плещется о стенки стакана - присущая Бергу старательность распространилась и на роль бармена. Вот только даром надеется на откровенности. Эйке - превосходный учитель.
Собака Гейдриха? Дитрих покручивает стакан в руке, откинувшись на спинку стула. Древние хоронили любимых питомцев вместе с хозяевами. А рейхсфюрер, ныне ставший главой РСХА такой традиционалист...
- От Берлина я пытаюсь отделаться всю жизнь - неожиданно подмигивает Рейтенау.
- Решил сократить сроки? - оценивающе смотрит Берг. - Я бы помог, да боюсь не оценят.
- Оценят - ухмыляется Клаус. - Гарантирую.
- Верю. Но иметь в должниках тебя - надежнее.
- Бывают и более надежные вклады.
- Зато здесь я могу сделать первый взнос - он притягивает к себе телефон, поправляет свернувшийся шнур. - Приляг. Я звоню в больницу.





 

@темы: сказка, IV B 4

---

И еще вкусного.

25.02.2013 в 02:29

Пишет  Dr.Dunkelgrau:

ПРОСТИТЕ МОЙ ТЕМЕРСКИЙ: the Witcher fic.
ПРОСТИТЕ МОЙ ТЕМЕРСКИЙ
Автор: Док.
Фэндом: Ведьмак вообще и Witcher 2: Assassins of Kings в частности.
Персонажи: ведьмак Геральт, разведчик Роше, менестрель Лютик на заднем плане, шпионам икается.
Категория: дженовый ПВП™, немного броманс, немного юмор, немного теория заговора.
Рейтинг и предупреждения: PG-13 за расчленёнку нежити и полураздетых мужикофф.))
Дисклаймер: с паном Анджеем я бы в картишки перекинулась; с паном ведьзмином я бы дунула… Но на большее не претендую, правда-правда!
Авторские ремарки: Мизансцена — вторая глаза игры Witcher 2: Assassins of Kings.

Для не игравших…

Для не игравших: несправедливо обвинённый в убийстве короля Фольтеста ведьмак Геральт и его чародейка Трисс Меригольд в компании доверенного лица мёртвого короля, Вернона Роше, и его взвода разведчиков, застряли в деревушке городского типа под названием Флотзам на самой границе королевства Темерия. Собственно, каждый занимается своим делом: чародейки колдуют, разведчики разведывают, ведьмаки режут нечисть в капусту… Вот в этот момент подвешенного состояния и происходит действие.
Синопсис: Титул «командир элитного разведывательного отряда» и цветастые доспехи в пуд весом как-то не слишком вяжутся, не правда ли?.. Так кто ж я, наконец, если не суну нос в вопрос о том, почему разведчики зовутся разведчиками вопреки заметной амуниции?!))
+ ссылка на пояснительный арт для тех, кто не в теме Эмгыра вар Эмрейса.))

Вольные жители городишки по имени Флотзам, умудрявшиеся как-то сносно жить на опушке кишевшего одна Мэлителе знает, чем, леса, сохраняли достаточно архаичное, граничившее с наивностью представление о нормах поведения в общественных местах.

Вольные жители городишки по имени Флотзам, умудрявшиеся как-то сносно жить на опушке кишевшего одна Мэлителе знает, чем, леса, сохраняли достаточно архаичное, граничившее с наивностью представление о нормах поведения в общественных местах. Во всяком случае, покрытый зелёной слизью ведьмак, будь он хоть триста раз герой и избавитель от нечисти, восторга у них не вызывал. Ведьмак Геральт склонялся к мысли о том, что вольные жители Флотзама просто исповедовали давно проверенные разумными расами двойные стандарты: нечисть по лесам стращала, мешала и требовала уничтожения ровно до тех пор, пока уничтоживший её не возвращался забрать оплату за труды. Тяжело топавший по улице ведьмак мрачно думал о том, что местные явно привыкли считать, скажем, эндриаг злом абстрактным, неспособным на разбрызгивание внутренностей в процессе расчленения. Эндриагу изнутри любой местный житель имел шансы рассмотреть исключительно в свой смертный час — а уж точно не средь бела дня, на оживлённой улице, ровным слоем размазанную по некоему Геральту из Ривии.

Здравый смысл подсказывал, что искать скупщика ингредиентов для зелий здесь и сейчас было крайне скверной идеей. От вони, испускаемой покрывавшей Геральта зелёной слизью и мерзким на вид даже издали мешком с трофеями, вяли цветы в горшках и надрывно выли собаки. Ведьмак на секунду позволил себе мысль о том, чтобы прямо так, в доспехах и при оружии, зайти в заводь и хоть немного ополоснуть с себя отвратительную жижу. Профессиональное знание повадок падких на сильные запахи (и однозначно водившихся здесь) утопцев убило идею одним щадящим ударом.

Привычные ко всему обитатели практически пустовавшей в тот ранний утренний час корчмы, плавно переходившей в изволивший пока что почивать бордель, шарахнулись от ведьмака так слаженно, будто давно это отрепетировали. Не шелохнулся, пожалуй, только живописно храпевший на одной из скамеек и отчаянно благоухавший перегаром молодчик из отряда «синих полосок». Геральт вздохнул.

— Чистый мешок есть? — по возможности вежливо спросил он, оборачиваясь к старавшемуся прикинуться ветошью корчмарю.

— Есть, есть, как не быть, — затараторил тот, практически моментально выуживая искомое откуда-то из-под стойки. — Извольте, милсдарь…

Милсдарь изволил — царским жестом плюхнуть в мешок свёрток с трофеями и быстро затянуть горловину.

— Лучше положи в ледник, подальше от мяса, — с явной угрозой в голосе посоветовал ведьмак онемевшему от такого манёвра флотзамцу. — Вечером заберу и отнесу к коменданту. Не вздумай только на открытом воздухе оставлять, а то всё вороньё твоё будет… И, кстати — чародеек не видел сегодня?

— Госпожа Трисс изволили почивать, — промямлил корчмарь, на вытянутой руке держа мешок и, видимо, обращая речь к его содержимому. — Госпожа Шеала изволили уйти на прогулку на рассвете, дабы освежиться.

— Как же, — пробурчал ведьмак себе под нос, некстати вспомнив воистину освежавший эффект от утренней пробежки по росе от пары отпихивавших друг друга клешнями эндриаг.

— Госпожа Трисс просили не будить, — по-прежнему обращаясь к мешку, добавил кабатчик.

Геральт задумчиво покачался на каблуках. Судя по всему, шанс вымыться в ближайшие часы становился всё призрачней. Не заваливаться же, в самом деле, к Лютику с просьбой убраться на часик и предоставить в пользование комнату, бадью с водой и прилагавшуюся к ней прислугу. Виконт, скорее всего, в текущий час тоже изволили сладко почивать — и, зная Лютика, Геральт брался предположить, что спал менестрель не в одиночестве.

— Комендант меня не спрашивал? — с надеждой спросил ведьмак, прикидывая вероятность хотя бы отравить существование Лоредо своим видом.

— Нет, милсдарь…

Вот леший.

— …только милсдарь вар Эмрейс просили зайти, — закончил фразу корчмарь.

Геральт на секунду выпал из разговора, соображая, на кой ляд императору Нильфгаарда сдалось тащиться в такую глушь, как Флотзам, да ещё и спрашивать некоего конкретного ведьмака. Ему потребовалась пара секунд, чтобы сообразить, что Нильфгаардом тут и не пахло.

На входе во Флотзам Вернон Роше, командир «синих полосок», темерского отряда разведчиков, не нашёл ничего лучше, чем представиться привратнику именем «Эмгыр вар Эмрейс». Когда Роше, ненавязчиво держа руку на оголовье булавы, прибавил туда титул «купец-бакалейщик», привратник, судя по выражению лица, уже мысленно рыл себе могилу. Как ведьмаку удалось не заржать в голос в тот момент, было ведомо только Мэлителе — при условии, что богиня вообще интересовалась подобными делами. Даже в отрыве от политического контекста, нильфгаардец (а уж тем более — купец-бакалейщик) из Роше был, как из Геральта проститутка. Характерно, что темерец уже успел разок представиться настоящим именем и разгуливал по городу в полосатой униформе, принятой при покойном Фольтесте, но при всём этом каким-то непонятным ведьмаку способом умудрялся избегать общественного внимания. На взгляд Геральта, с учётом стоявшей в гавани шхуны с темерским стягом, способность Роше не вызывать к себе повышенного интереса была диковиной поинтереснее всяких там чудовищных страховидл.

— Куда идти? — обдумав слова корчмаря, спросил Геральт.

— Второй этаж, третья комната налево, — наконец оторвав взгляд от мешка с требухой эндриаги, сообщил кабатчик.

Ведьмак криво улыбнулся.



— Уголовный кодекс государства Темерия, — произнёс чей-то вкрадчивый голос, — статья сто шестьдесят восьмая, умышленный вред имуществу государственного служащего.

Геральт пожал плечами. Лично ему нужен был стимул посильнее официального предупреждения, чтобы заставить его сдвинуться с постели.

Признаков присутствия Роше в комнате он не обнаружил, равно как и хоть какой-нибудь ёмкости с водой. Практика показывала, что ни Трисс, ни даже какая-нибудь куртизанка не выносили присутствия в одной комнате с ними едва успевшего вернуться с задания охотника на нежить, а местная горничная была либо глуха к зову, либо умерла на подходе от испускаемой доспехами вони. План вымыться с каждой секундой с треском проваливался всё глубже. Рассудив, что, по крайней мере, у него был шанс хотя бы немного отдохнуть, Геральт, как мог, стащил с себя доспехи, соскрёб слизь, свалил всё, подлежавшее стирке, в угол, и рухнул на исполнительно застеленную кем-то постель. Ложе, разумеется, было не из королевских, но в сравнении с лавкой, ковриком на полу и ворохом лапника на болотной кочке уверенно выигрывало.

— Месяц исправительных работ и солидный штраф, — продолжал тот же голос, что сделал ему первоначальное предупреждение.

— Отвали, — вежливо попросил ведьмак.

— Ты бы хотя бы лёг не поперёк, что ли.

Геральт открыл один глаз. Моргнул.
Открыл оба. Моргнул ещё раз.

Зрелище заставило его сесть на кровати, распахнув глаза и адаптируя зрение к освещению, чтобы уж точно быть уверенным в том, что ему не привиделось.

— Я уже даже не спрашиваю, какого лешего тебя понесло ко мне, — повествовательным тоном говорил какой-то не вполне знакомый Геральту тип, стоя к ведьмаку вполоборота и лениво расшнуровывая крепление для ножей на запястье.

Это был высокий, не слишком приметный мужчина лет сорока, двигавшийся с обманчивой плавностью профессионала. Тёмные глаза, коротко остриженные волосы с сильной проседью, ощутимо «накидывавшие» возраст, лёгкая сутулость, присущая привыкшим к тяжёлым доспехам людям…

— Роше?! — ещё раз моргнув и прищурившись для верности, уточнил Геральт.

— Нет, Саския — победительница драконов, — желчно отозвался разведчик, откладывая ножи и начиная неравный бой с застёжками на типичном для нильфгаардских купцов камзоле. Насколько Геральт знал, нильфгаардских купцов в городе по причине окопавшегося в гавани чудища было предостаточно. При этом каждый второй из них при путанном описании мог сойти за эту версию Роше: серьёзные, седовласые, важные, способные в случае чего засудить именем императора… — Если ты вдруг ошибся комнатой: Трисс Меригольд спит этажом ниже, разведка гарантирует. И, кстати, насчёт порчи имущества я серьёзно: от тебя так несёт, что мои портянки смущены и подавлены в сравнении со столь абсолютной величиной.

Геральт уважительно вскинул брови:

— Сколь, однако, изыскан ваш лексикон, милсдарь вар Эмрейс.

— Пошёл ты, — беззлобно отозвался темерец.

— Так лучше, — признал ведьмак.

— Нет, правда, — протянул разведчик, плюнув на культуру одеяния и стаскивая камзол через голову, — я тут спокойно гулял по округе, попивал местную сливовицу, сетовал на погоды, обсуждал деловые новости…

— …выуживал политические сплетни, — ввернул Геральт.

— …сокрушался по поводу убытков от кейрана поперёк гавани, — словно не заметив подкола, продолжал Роше. — Словом, рассчитывал тихо вернуться, тихо помыться, тихо переодеться и тихо поспать до вечерней аудиенции у коменданта. А тут, простите мой темерский, какая-то хреновина уже изгадила всю комнату… кстати, хочу ли я знать, чем?

— Не хочешь, — подумав, честно сказал ведьмак.

— Я так и думал, — печально резюмировал Роше, стаскивая рубашку. — Кстати, я стесняюсь спросить… горничную, обученную приносить горячую воду, ты уже убил и съел, или сия дева целомудренно страшится, что ей выжжет глаза нашим присутствием?..

— Пожалуй, теперь я могу предположить, как ты завербовал в шпионы Лютика, — хмыкнул Геральт, устало потирая шею. — Ты выдал какую-нибудь фразу своим высоким штилем, и наш менестрель пал тебе в ноги, умоляя повторить и уже подбирая рифму.

— Ты пугающе близок к истине, — без тени улыбки отозвался темерец, отшвыривая нильфгаардские тряпки в тот же угол, откуда благоухала амуниция ведьмака. Без привычного полосатого форменного камзола и шаперона шпион был похож на кого угодно, только не на себя, но общая тенденция ворчать от формы одежды совершенно не менялась. — Кстати, будешь выметаться с кровати — забери с собой покрывало. Считай, что я вжился в образ брезгливого торгаша…

— Корчмарь передавал, что ты меня искал, — с трудом припомнив изначальную мотивацию, склонившую его к визиту, проговорил Геральт.

— «Искал», эвона как, — протянул Роше. — Я второй день брожу из угла в угол и долдоню, чтобы он держал меня в курсе, не убился ли мой единственный свидетель обвинения… Хм. Можно сказать, что искал, да.

Геральт скривился.

— Никаких новостей?

— Кейран в гавани, нежить по болотам, алтари Вейопатиса по внешней границе леса, сомнительной вменяемости чародейка двумя комнатами правее, — равнодушно отозвался темерец. — Всё как обычно.

— И темерский шпион в нильфгаардском тряпье, — в тон ему хмыкнул Геральт. — Всё обычнее и обычнее.

Ответный взгляд Роше говорил многое о том, что темерский шпион в нильфгаардском тряпье думал о наличии провонявшего нежитью ведьмака в собственной комнате. Впрочем, разведчик не тратился на то, чтобы долго сверлить собеседника взглядом. Судя по тому, как деловито он уселся на противоположный край кровати и начал стаскивать с ноги сапог, у него были дела и поинтереснее.

— Вопросы задавать можно? — насмешливо вскинул брови Геральт.

— Валяй. — Роше потряс сапог. На пол с глухим звоном выпал неприятно изогнутый кинжал.

Когда он невозмутимо принялся натягивать сапог обратно, уродливый изгиб шрама, идущего через его спину, стал виднее. Такие оставались не от плети и не от когтей монстра, а от удара мечом. Так в спину били не в честном поединке; так били «свои». Шрам был самой яркой отметиной, видимой глазу. Ни гербов, ни имён, ни даже пьяных русалок. Только следы от того, как натирала кольчуга, и несколько следов ранений попроще…

— Ты же вроде чуть ли ни с детства в армии, — задумчиво проговорил ведьмак, цепляясь взглядом за явный след от стрелы ближе к лопатке разведчика.

Темерец, уже вставший с места и тянувшийся к шнуру колокольчика, чтобы вызвать в комнату горничную, замер на середине движения. И медленно обернулся. Геральт в своё время видел похожие повороты корпуса в исполнении стрыг и волколаков; движение не стало выглядеть менее опасным с поправкой на то, что Роше был человеком.

— Без обид, — поднял руки вверх ведьмак, уже жалея, что вообще заговорил на эту тему. Когда на его памяти кто-то в последний раз упомянул детство темерского командира, начавший разговор закончил свою речь на полу, со сломанными рёбрами и отбитыми почками. Тему того, как он вообще попал на королевскую службу, Роше предпочитал не развивать в особо грубой форме. — Просто я заметил, что почти у всех твоих ребят есть армейские наколки…

Роше медленно моргнул, давая приличную фору иным василискам:

— Ведьмак, я, по-твоему, как — совсем идиот?

То, что человек перешёл с «Геральта» на «ведьмака», было тревожным симптомом.

— Роше, я не…

— Мне шрамов мало? — не давая собеседнику вставить и слова, продолжал шипеть разведчик. — Или ты не обратил внимание, что, когда человека пытают, с него частично снимают одежду?

— Вернон…

— Нет, ты представь, — пугающе спокойным тоном цедил Роше, — представь на минутку: ловят где-нибудь, скажем, в Каэдвене по подозрению в шпионаже эдакого… купца-бакалейщика. Решают, скажем, в кандалах подвесить, так, для профилактики заговоров. А у него где-нибудь над сердцем букетик темерских лилий. Красивые перспективы будут у такого… купца-бакалейщика, а, ведьмак?

— Остынь уже… купец-бакалейщик, — поморщился Геральт. — У меня профессиональный интерес был. Спасибо за развёрнутый ответ. И извини уж, если задел за больное.

— Твой профессиональный интерес треснулся прямиком на мою профессиональную мозоль, — отрезал Роше, всё-таки дёргая за шнурок от колокольчика.

Шнурок выдержал и не оборвался. На взгляд Геральта, это было настоящим знаком качества местных производителей.

— Хочу ли я знать подробнее? — с мрачной иронией спросил ведьмак.

— Не хочешь, — серьёзно отозвался темерец, отпирая стоявший у кровати сундук и выуживая оттуда собственное снаряжение.

Геральт насмешливо хмыкнул, вставая и стаскивая с постели заляпанное останками эндриаги покрывало. Хмурый, невыспавшийся и цедивший слова Роше был ему привычнее, чем вежливо излагавшая тезисы версия, одетая в нильфгаардское.

И, раз уж зашла речь о Нильфгаарде…

— Если спрошу, почему именно нильфгаардец, — протянул ведьмак, — ответишь?

— Отвечу, — не поднимая головы, отозвался Роше. — Подробно и по науке, записывай.

— Записываю.

— Ghoul y badraigh mal an cuach.

В последний раз Геральт слышал настолько непереводимые ругательства на чистой Старшей Речи в Каэр Морхене, из уст Весемира, в чисто академических целях. Слышать подобное от человека, зарекомендовавшего себя достаточно ярым противником нелюдей, было несколько неожиданно — и создавало только новые вопросы.

С другой стороны, Геральт отдавал себе отчёт в том, что ему вряд ли расскажут, откуда Роше наловчился так непринуждённо формулировать фразы на Старшей Речи. Или почему всё-таки был выбран образ нильфгаардца. Или откуда у шпиона столько седины…

— Уважаю профессионализм, — честно резюмировал ведьмак, сгребая в охапку вместе с покрывалом собственные пожитки и направляясь к двери.

— Далеко собрался?

Геральт вопросительно взглянул в сторону разведчика. Роше уже успел влезть в свою, без всяких купеческих оторочек, рубаху и форменный камзол. Шаперон висел на плече разведчика невзрачной тряпкой. Эта странная, переходная стадия от важного, седого нильфгаардца к непрошибаемому, склочному темерцу отчего-то давала больше пищи для вопросов, чем всё, что Геральт услышал до этого. Наверное, покойный Фольтест понимал, что в разведке нужны были не только сладкоречивые барды со звонкими псевдонимами, но и такие, как Роше: чёрт знает кто из леший разберёт откуда, способный при желании сойти за кого угодно…

— Тебе нужнее, — лаконично проговорил Роше, выразительно кивнув сперва на изгаженные доспехи, а потом на дверь, в которую уже кто-то робко стучался. — Только не заставляй несчастную крестьянку это стирать, она только жить начала.

Темерец вышел в дверь за спиной принесшей воду и мыло горничной, почти беззвучно — не звякнуло оружие, не скрипнула половица, — когда Геральт поймал себя на несколько неожиданной мысли. Он почему-то подумал о том, что, в целом, его бы не удивило, узнай он, что Вернон Роше примерно в той же степени темерец, в какой сам ведьмак — ривиец.

Это была очень интересная мысль.
Но ведьмак был достаточно разумен, чтобы не развивать её.

[FIN]

@темы: библиотека Вавилона, сапковский

---

В копилку вкусностей.

08.07.2011 в 22:41

Пишет  Dr.Dunkelgrau:

ПЕЙ: Witcher fic.
Всё-всё, я заканчиваю флудить. Пытаюсь, по крайней мере, хотя меня таращит.
Мне ещё скан дизайна как-то редактировать, логотип придумывать, искать свою совесть по сусекам и выкладывать слишком давно обещанные файлы...

...но настрой в грозу именно такой.
Чёрт, шаффл только что выкинул The Prodigy, "Thunder" - и за вступлением я не расслышала свист чайника.
У пана Сапека (о котором напомнил даже зомбоящик, обещающий перепоказать стрёмную экранизацию с богическим Жебровски) была хорошая фраза про en'ca minne, но знатоки её и без моих пояснений знают.


НАЗВАНИЕ: ПЕЙ.
Автор: Док.
Фэндом: Ведьмак вообще и Witcher 2: Assassins of Kings в частности.
Персонажи: разведчик Роше, чародейка Меригольд; ведьмаку Геральту икается.
Категория: по большей части gen, немножко het, немножко romance, всё чужое, ничего личного.
Рейтинг и предупреждения: PG-13.
Дисклаймер: с паном Анджеем я бы выпила; с паном ведьзмином я бы кости на раздевание перекинулась… Но на большее не претендую, правда-правда!
Авторские ремарки: Есть масса фанфиков на тему застольного игрища типа британской забавы «truth or dare». Технически, это один из них. Но что я вам точно обещаю, так это то, что пьяной оргии тут не будет.
Синопсис: Трисс Меригольд — чародейка, умеющая считывать мысли и эмоции. Вернон Роше — разведчик, слишком хорошо знающий людей. У них есть выпивка и правила игры. Только будут ли в игре победители и проигравшие?

Стоило отметить, что Трисс сама это предложила.

Стоило отметить, что Трисс сама предложила эту игру.
Кто-то из солдатни Роше уже спаивал местных таким образом — делать во Флотзаме всё равно было особенно нечего. Игроки садились напротив друга, разливали выпивку по стаканам, и неслось по накатанной. Один говорил какой-нибудь факт о жизни другого; если не угадывал — выпивал свой стакан. Если угадывал — стакан выпивал его собеседник. В трактире эти варварские игрища уважали: крепкие разведчики успевали уговорить по несколько бутылок местной сливовицы за каждый кон.

Шут знает, с чего всё началось. Но, так или иначе, в какой-то момент Трисс Меригольд, могущественная чародейка, Четырнадцатая с Содденского Холма, обнаружила себя сидящей напротив Вернона Роше, командира «Синих Полосок», и разливающей по стаканам сливовицу.

Во Флотзаме правда было нечего делать.

— Ты стыдишься своей матери, — решила прощупать психологическую почву Меригольд.

— Пей, — равнодушно сказал Роше. — Твои рыжие волосы — единственное, что было от природы, а не исправлено магией.

— Зараза.

— Пей.

— Хорошо. Ты родился в знатной семье.

— Х-ха. Пей.

— Ты… никогда не пробовал фисштех.

— Пей.

— Ого, — вскинула брови чародейка, подливая себе в стакан. Покосилась на Бьянку в дальнем углу трактира и задумчиво проговорила: — У тебя есть татуировка в виде…

— Пей. У меня ни одной нет.

— Ах, ты…

— Пей. Потом можешь проверить. Когда протрезвеешь.

— Ты так уверен, что я напьюсь?

— Более чем.

— Ты бы не воспользовался состоянием пьяной чародейки, — полуутвердительно приподняла бровь Трисс.

Роше без тени иронии во взгляде выпил из своего стакана.

— Чёрт бы тебя побрал, Роше! — взвилась Трисс. — Ты уверен, что ты не из Ордена Пылающей Розы? Ты вообще с женщиной спал хоть раз?

— Тебя очень волнует этот вопрос, что само по себе крайне иррационально.

А, гори оно всё, подумала Трисс, слегка оторопев от выбранных темерцем слов. И молча выпила.

Вернон кивнул, словно принимая её точку зрения, и продолжал:

— Тебе нравится ведьмак, потому что он чужой и тебе не принадлежит.

— Так. А это ты откуда…

— Пей, чародейка. Я не слепой. Едем дальше: ведьмаки, как мутанты, эманируют магический фон, тебе нравится ощущение, поэтому обычные мужики тебе не в радость…

Это должно бы было её пугать. Темерский разведчик угадывал всё так, как будто читал мысли. Как будто знал всё заранее. При этом Трисс не чуяла ни магии, ни шаманства, ни фальши блефа, ни попыток проникновения в свой разум. Разум, правда, был уже слегка мутноват от крепкой сливовицы, но дела это не меняло: Роше угадывал. Бил «в яблочко» раз за разом. Вопреки собственному скептическому отношению к военным Трисс поймала себя на мысли о том, что, кажется, начинает его уважать. Он был чем-то похож на ведьмаков из Каэр Морхена, когда говорил вот так: без выражения, без насмешки и… правду.

Не имело значения, знал Роше про Йеннифэр или просто ткнул пальцем в небо, но он сказал всё так, как есть: ведьмак Геральт действительно был чужим. Где бы он ни был, — на аудиенции короля, в постели Трисс или, как сейчас, где-то в лесу, у алтаря Вейопатиса, вырезающим популяцию эндриаг, — это ничего не меняло.

Трисс так не привыкла слышать правду, что сейчас она казалась ей частью какого-то сложного заклинания, к которому у неё не было иммунитета. И она пила стакан за стаканом, потому что так велели правила игры, которую она сама предложила.

— Роше, я сопьюсь, — взмолилась она наконец.

Трактирщик уносил третью бутылку. Перед глазами слегка плыло. Стул, кажется, решил пуститься в вальс без её повеления. Бьянка и несколько парней из «Полосок» с интересом наблюдали за их столиком.

— Сопьёшся? За один вечер? Вряд ли.

Но хоть Роше не двоился. Слава Богу, двух таких она бы не вынесла…

— Тоже верно. — Слова звучали медленно и слишком задумчиво. — Верно, верный Вернон?..

— Так, чародейка. Если у тебя в запасе есть заговор от хмеля, самое время его прочитать, а то утром ты будешь жаждать мизеркорда в сердце, верь опыту. Ну? Трисс?..

Никому не было ведомо, что на самом деле в данный момент Трисс пыталась встать. В основном мысленно. Оставив попытки, она начала читать заговор.
Какой-то.
Возможно, даже нужный…



— Что я тут делаю? — спросила Трисс у бревенчатого потолка, когда пришла в себя.

— Спишь, — подсказал знакомый голос. — Уже часа два. Кстати, как самочувствие?

Трисс задумалась. В голове было ясно, кости не ломило, даже лежать было подозрительно удобно — видимо, какой-то из заговоров был всё-таки правильным. В комнате было тихо и пахло чем-то неуловимо знакомым, дававшим металлический привкус на языке. Чародейка повернула голову на звук голоса и обнаружила Роше, сидевшего на какой-то корявой скамейке и полировавшего меч.

Пахло именно оружейной смазкой.

— А должна чувствовать себя плохо? — на всякий случай спросила Трисс.

— Ну… — Роше задумчиво вздохнул. — После того, как ты превратила пару столов в каких-то подозрительных химер, подожгла официантку, заставила крынку петь похабную эльфскую балладу, а ложки за соседним столом — комментировать манеры посетителей, я решил тебя оттуда увести.

— И увёл?

— Унёс.

— Предварительно стукнув по голове, что ли?

— Да нет, — просто отозвался командир разведчиков. — Закинул на плечо и унёс. Ты не возражала.

Без кольчуги и перевязи с мечом Роше выглядел не таким уж суровым. Обычный, усталый мужчина, каких много в любом захолустье, от Тор Лары до Каэр Морхена. Не эльф, не ведьмак, не именитый полководец.

Трисс медленно села, свесив ноги с чужой, по-солдатски педантично застеленной кровати.

Если бы они играли в эту дурацкую игру сейчас, она бы выиграла. Потому что наконец увидела — человека, который слишком адаптировался к постоянной войне. Человека, который ничего не делал для себя. Человека, который привык к слежке, к засадам, к тому, что никто не поможет, к тому, что наконечники стрел из самого себя придётся доставать в одиночку…

У него правда была только война, и ничего личного. Он убивал эльфов не из-за расизма, жёг дома не из-за пиромании, крал, резал глотки, взламывал двери не по своей прихоти. У него всегда был приказ, директива сверху или холодная расчётливая мысль о том, что благодаря какой-то совершённой им мерзости его соотечественникам, может статься, будет легче жить. Проще. Лучше. Так, как он сам не мог, не умел — и не был способен себе позволить.

Кто-то должен был делать грязную работу.
Вернон Роше умел делать её чисто.

Трисс пошевелила пальцами, и с их кончиков невесомо сорвалось заклинание, которым можно было бы вести слежку. Отклик с отпечатком личности, который заклятие принесло со стороны Роше, щекотал кожу, как эманации мутантов. Синее на белом. Лезвие, слишком острое, чтобы почувствовать боль. Запах оружейной смазки, тумана и гари.

— Если я превращусь в лягушку, чёрта с два это улучшит политическую обстановку в долине Понтара, — не поднимая головы, заметил темерец.

Он почувствовал колдовство, удивлённо подумала Трисс. Без способностей к магии — почуял собственной шкурой.

Он всё больше напоминал ей ведьмаков.

— Знаешь, чародейка, скоя’таэли на моём месте уже начали бы нервничать и вопрошать — quae glosse? Что у меня, рога выросли? Трисс?..

Она потом поняла, чем он не был похож на других. Он почти всё время был как-то пугающе флегматичен. Надо убить? Это он умел, это он мог, это он спокойно делал. Надо спасти? Это он тоже умел, мог, совершал — без лишней суеты. Надо повести за собой армию? Тоже ничего сложного. Надо поцеловать женщину в ответ?..

Это он тоже умел, думала Трисс, стягивая с его головы форменный шаперон, запуская пальцы в волосы.

Татуировок у него правда не было, примерно по той же причине, по какой их не было у Геральта. Были шрамы — не так много, но тоже выразительные. Были какие-то жуткие в его годы клоки седины в тёмных волосах. Если у Геральта возраст благодаря мутации не был так уж заметен, у Роше это смотрелось… пожалуй, немного страшно. Настолько, что холод этого оттенка страха на коже заменял ощущение от ведьмачьих эманаций.

Чужой ведьмак Геральт деловито забивал в лесу какое-то недостаточно вымирающее чудовище. Чужое человеческое сердце под ладонью чародейки размеренно грохотало в ровном ритме ударов. Чужой городишко Флотзам, в котором было совсем нечего делать, пытался уснуть.

— Тебе это не нужно, Трисс.

— Пей.

[FIN]

P.S.:
Знатоки поймут.))

запись создана: 09.07.2011 в 12:30

@темы: лабиринт отражений, Сапковский, библиотека Вавилона

---

Вдогонку.

"Мне нужен отдых, долгий отдых, я же тебе говорил. Бессрочный отдых: едва ли я сюда когда-нибудь вернусь. <...>Ты понимаешь, я тонкий-претонкий, как масло на хлебе у скупердяя. Скверно это. Надо как-то переиначивать жизнь."
(c) Дж.Р.Р.Т.

Знал бы кто, как я устала находить слова чужого языка, как тяжело думать на нем постоянно.
Каждый день, каждую минуту. Я боюсь успеть забыть, как звучит мой собственный внутренний голос.
Внутренняя эмиграция.
Я хочу вернуться. Как мне вернуться домой?

@темы: токсическая фиалка

---

Страдания молодого интуита.

Бардак в голове.
Чем больше вокруг меня гуманитариев всех сортов, тем мне тошнотнее от себя самой. Надиктовывала на днях Вилену кусочек контрольной по фарм.химии для матушки, отдохнула душой. Простые, понятные, естественные и родные до слез вещи: схемы, графики, рецепты, цифры и прочие представимые величины. Все можно вообразить в процессе, увидеть, осознать и прочувствовать. Проследить путь любого порошка от развесной пачки до результата в пилюле.
Кажется, это и было счастье.
В гуманитарной сфере я чувствую себя сомнамбулой, на крайний случай - коровой на льду: идти неизвестно как и куда, периодически (оскальзываясь) проверяя значения слов через гугл (на всякий случай) и мучительно не избегая неудобных синтаксических конструкций (кстати, я еще со школы ненавижу "авторскую пунктуацию"). Ну, вот, опять.
История же это отдельный пиздец без слов.
Из информации аудиокурса мозг отфильтровывает в лучшем случае 15%.
Хуже только дисциплины, имеющие в основе корень "псих-", и это совершенно не обязательно только психология, еще и психоневрология, и психиатрия, совершенно необходимая мне хотя бы на уровне общего понимания, по жизненным обстоятельствам.

03.04.2013 в 03:10

Пишет  faolchu lynn:

Нид хэлп: мировая история.
Дорогие, хорошие, спасите!
Есть ли у вас на примете какой-то хороший ресурс/книга/составленная кем-то "для себя" и доступная широкой общественности таблица, по которой можно было бы составить _предельно_общее_ представление о мировой истории? Соотнести одних королей с другими, войны с явлениями культуры и искусством, и прочих коней с мухами и котлетами.
Мечтаю об интерактивной "ленте времени", где каждое явление можно было бы приближать и уточнять до подробностей, где все короли (хотя бы основных государств) были бы подписаны и обозначены основные связи с крупными историческими событиями, но в целом чем меньше захламляющих подробностей (для начала) тем лучше. Подробностей я и сама доберу, как только разберусь с визуализвцией истории как процесса во времени, а вот бардак в голове, оставшийся еще со школьных времен, ужасен.
Традиционные учебники очень прошу не предлагать: доказано, что я в силу особенностей мышления не воспринимаю абстрактную теоретическую информацию в режиме лекций. Стыдно, но увы.(( Очень нужна схематизация процесса, чтобы было от чего оттолкнуться в загружении информации в голову.
(Плохо быть интуитом-визуалом с развитым пространственным воображением.)

В качестве благодарности (и просто так, если очень надо) могу на добровольных началах консультировать по аптечно-врачебно-медицинским вопросам в целом и поиску лекарств в Мск и окрестностях в частности.)

ЗЫ: если вдруг подобное существует по психологии и/или философии, радости моей не будет границ.

@темы: библиотека Вавилона, токсическая фиалка

---

пщщщ

А оно ведь взяло и написалось.
И да, она его любит. Она за него боится. Женщины... о.о
p.s. Закрывать записи нахожу неплохой идеей. А потом поднимать уже в форме поста-сводки.

- Какая миленькая шлюха...
- На твоем месте не стал бы на нее заглядываться.
- Ты не на моем месте. Кто это с ней?
- Клаус фон Рейтенау. Плакаты видел небось: немецкий освободитель с французским ребенком на руках. Вот такая живая мечта Геббельса. Женщина, на внешности которой явно сказалась арийская кровь, скромная, домашняя, ему не нужны талончики, никаких венерических проблем. Образцовая германизация. При этом, что особо важно, никакого урона для престижа немецкого мундира.
- Он что, влюблен? Так ему и хуже...
- Ну, ты как скажешь. Это граф Рейтенау. Он играет в людей как в игрушки. И очень не любит, когда лезут в его песочницу. Что и не удивительно, песок-то золотой.

Если бы кто-нибудь знал, как она ненавидела этот дом, этот и подобные ему маршруты, которые столько раз преодолевала на отцовском велосипеде, если б было бы кому об этом рассказать... Нет, ей очень вряд ли могло бы стать от этого лучше. Увы. Искушение попробовать было совершенно безобидным в силу отсутствия подходящих ушей, а в их выборе Мадлен была очень разборчива. Приходить с этим к Клаусу выглядело бы по меньшей мере гротескно, грузить своими терзаниями ребенка - непозволительно. Никого другого у нее не было.
Дожидаясь возвращения Поля - командира небольшого партизанского отряда, молодого беглеца из немецкого плена, еще во время боевых действий 40-го года лишившегося глаза, женщина уселась у камина, не успев и заикнуться о чем-нибудь горячем, получила от мадам Дюбуа (на удивление подходящая фамилия для жены лесника) чашку горячего чая с двумя кусочками сахара, уже по собственной инициативе попросила немного бумаги и ручку, и... на несколько мгновений прикрыв глаза, чтобы не всхлипнуть, подобрала ноги и принялась - на коленке - писать письмо. Старшему брату.
Его документы и горстку вещей принесли ей несколько дней назад. Друг по отряду. Нашел ее и вернул небольшой завиток с недолгим прощальным посланием, написанным его рукой и лишь подписанным знакомым, хоть и кривоватым почерком. Он долго извинялся за состояние потрепанного и кое-где покрытого ржавыми пятнами листа, как и за то, что явился в ее дом дурным посланником. Он неплохо говорил и писал по-французски; она так и не спросила, откуда он сам. Возможно потому, что его акцент не походил на тот язык, на котором разговаривал со своими Клаус, возможно... Какая разница? Впрочем, тот человек назвал свое имя вместе с информацией где, в случае необходимости, можно его найти. Мадлен не запомнила даже его лица. Лишь то, что у нее страшно кружилась голова.
Потом он читал, а она слушала, слышала, открывала двери приведшей Мишеля приятельнице, к великой радости сына отпуская ему с другом лишних полчаса для игры. Возвращалась за стол, осознав что в силах стоять, все-таки предложила гостю чай, но он только подвел ее к столу, дочитал письмо и ушел еще раз повторив свое имя и место, в котором обязательно обнаружится, если только ей что-то понадобится...
Понадобится...
"Поверишь, Жан..." - неловко чертит она и тут же смяв бумагу в комочек, бросает в огонь, понимая что ЭТО нельзя доверить даже ей. Уткнувшись взглядом в пламя, зябко кутается в перевешенный через спинку кресла потрепанный плед.
Последнее время настроение у нее было хуже некуда. Настолько, что она сама не понимала, как еще не начала курить. Или не покусилась на Клаусов бар. Это было более чем неправильно. Как минимум потому что среди ее.. товарищей напротив с каждым днем возрастало воодушевление.. Они не грезили больше, они с уверенностью ждали прихода союзников. И она знала, - возможно лучше их - что это не пустые мечты. Пока все вокруг вдохновенно обсуждали свержение нацистского режима и судьбы его вершителей она, неожиданно для себя вспомнила христианские молитвы.
Мадлен передернуло, отчего она поперхнулась чаем. За окном стремительно темнело и становилось очевидным, что ей придется провести здесь ночь. Возможно, так и не дождавшись нужного человека.
- Тихо, девочка, тихо - мадам Дюбуа (женщина на вид лет 50-и, потерявшая в первой войне мужа и двоих сыновей и оставшаяся с внуком старшей сестры после заключения мира перенеслась из лесничего домика поближе к людям) кладет свою довольно грузную ладонь на плечо Мадлен, ободряюще сжимает его, смотря на измаранные чернилами руки.
"Девочка" опускает голову. Она слишком хорошо помнит ту банду, которая попыталась напасть на нее еще в Париже, обзывая весьма нелестными эпитетами лишь за то, что она согласилась работать у немца, когда Элиасу пришлось бежать из-за провальной акции. Слишком хорошо, чтобы попробовать рассказать правду.
Здесь у нее красивая и печальная легенда - как в книге:
Недолго после переезда ради убедительности находу (находу ли?) придуманной истории погибли два человека. Они предложили ей помощь, когда велосипед сломался на обратном пути из близлежащего городка. О том, что позже один из них попытался приставать к ней без ее согласия рассказать было некому.
Прохожие шарахнулись от черной машины - мало ли чего ожидать от остановившихся посреди улицы немцев? Мало ли кого увезут с собой?
Шагнувший из распахнувшейся двери автомобиля штурмбанфюрер Клаус фон Рейтенау выглядел абсолютно спокойным. Ровно до того момента, когда встав напротив них прорычал во всеуслышание, что это его шлюха и никто не смеет к ней прикасаться. И потом - отдав два метких выстрела.
Она хорошо запомнила эту сцену. Не из-за того, как он ее назвал, не потому, что вытолкнул ее из той подворотни так резко, что она не сумев удержать равновесие упала на тротуар, больно ободрав колени и ладони, не потому что чуть ли не за волосы затолкнул ее в машину. Она видела его куда более жестоким; пусть и с другими людьми.
Он поднял голос. Первый и последний раз на ее памяти.
Чуть ли не на следующий день к ней подошла мадам Дюбуа. Через неделю ненавязчивого общения и будто бы случайных встреч, ей предложили помощь - в бегстве. Несколько опешившая, но не растерявшаяся Мадлен отказалась, ссылаясь на сына, а когда в ответ ее заверили, что смогут спрятать и его, молодая мать рассмеялась - нечаянно, так получилось само собой, - и покачав головой сообщила, что в Париже, под чутким контролем гестапо остались ее младшие сестры и она не вправе рисковать.
- Привет, тетя Ивет!
- И где ж тебя черти носят, Поль?!
- Ну.. Сама знаешь, пришлось немного задержаться.
- Тебя Мадлен ждет. Давно уже.
- Если б я знал...
Пока они разговаривают, женщина выпутывается из пледа, поднимается, но не успев сделать и двух шагов, пошатнувшись опирается на спинку кресла и, так и не удержавшись на руке падает, пока мир вокруг колеблется как корабль на волнах. Долго, бесконечно, глубоко... В руки подоспевшего Поля. Но об этом она уже ничего не знает.

- Ты беременна, девочка - серьезно, с истинной заботой говорит мадам Дюбуа. И тут же ободряюще добавляет:
- Ничего, ничего. Разберемся.



 

@темы: сказка, IV B 4

---

Купила вчера краску и пропитку для нубука плюс универсальную пропитку для всего вообще, от кожи до зонтов. Проблема солевых пятен решена.
Счастлива.

Апд. нет, ну это беспредел. При домашнем и любом освещении в помещении, даже дневном - идеально. Зато на улице очень хорошо видно, что эта дрянь приобрела трогательный сизо-синюшный оттенок. Кажется, это последствия попыток вывести соль "слабеньким аммиачным раствором"
Краска его не берет.

запись создана: 31.03.2013 в 15:01

@темы: простые волшебные вещи

---

Праздничное.

Гугл сегодня отжег, с полминуты честно пыталась понять, как это может работать.

«Поиск на новом уровне ощущений»

www.google.ru/intl/ru/landing/nose/

@темы: библиотека Вавилона, он тоже умеет улыбаться

---

И еще одно важное.
Все мои сказки и истории, те, которые прорастают в глубины и там становятся зеркалами лабиринта отражений, они же по сути об одном: о сознательном отказе от чего-то очень важного, что является естественной частью тебя по дефолту, по праву рождения или еще по какой неизбежности. Это "Не обязательно делать то, что умеешь; необязательно это любить", (с) Сфинкса и "Ты не позвал меня; хотя я бы все равно не поехал". (с) Курильщика. Это Венди Мойра Анжела Дарлинг и мальчишки, вернувшиеся в большой мир. Питер, кстати, не это - у него никогда не было настоящей семьи, той, от которой он отказывался бы; дезертир и беглец от себя самого. Это темный лед ночи. Это эрцгерцогиня София (в той самой трактовке образа и судьбы) и граф Васспард, обе штуки. Это Лукьяниновский Дайвер и его же Игорь Теплов (с учетом ракурса подачи и освещения проблемы выбора). Это еще много кто, но мне не все сходу приходит в голову. Отказаться на самом деле можно только сознательно и только от того, что было тебе изначально дано-и-осознано или же приобретено через приложение неких усилий (но от этого отказываются реже); потерять можно то, что имеешь (или хотя бы можешь иметь). Это - выбор. Остальное - "зелен виноград", неизбежно сводящийся (для меня) к неосмысленным понтам.
Мне кажется, я знаю, что пытаюсь найти там. Если вывернуть эту сказку наизнанку до конца, ты поймешь, что отказаться от естественной части тебя, дефолтной составляющей твоего внутреннего мира, невозможно, как невозможно изменить ту коренную составляющую, которая по сути делает тебя - тобой. Разумом я понимаю это уже какое-то время, всей собой вот только сейчас начинаю понимать, спасибо за кусочки в мозаику.
________________

Я почему-то очень сильно завязана на возраст 30-35 лет, очень жду его. И не знаю, зачем, но я должна к этому времени успеть сделать все самое важное.
А у меня осталось не так уж много времени...

@темы: придумай меня живым

---

О двуязычии и двойных стандартах.

Поймала в голове странное, и оно требует осмысления.
Осознала, что для меня предельно естественна жизнь в условиях так называемых "двойных стандартов", когда постулируется одно, а фактически происходит противоположное. Одной рукой подписывать указ о запрещении пропаганды (потому что), а другой - легализовать брачные союзы (потому что), самый яркий из последних примеров приходивших в голову. Потому что - необходимо и то, и другое, любой из принятых вариантов онли будет однобоким и бессмысленным. Ок, это я так вижу.
Я не могу представить себе жизнь без четких (моих собственных) правил - что можно, что нельзя, что нежелательно, но допустимо, что недопустимо в принципе, но возможно в теории. Как это вообще, это же несерьезно, каждый раз решать, как ты относишься к той или иной ситуации - жизни не хватит на все. Но с другой стороны, я не могу себе представить свою жизнь в условиях незыблемости и неизменности общих Правил (неважно, каких, даже разрешающих все) для любых ситуаций, потому что - а вдруг потребуется что-то другое, не укладывающееся в общую схему? Вдруг это будет удобнее в данный момент? Всяко ведь бывает, ни одно правило не может предусмотреть все возможные ситуации. Правила (постулируемое) - то, как оно должно быть, чтобы все было хорошо. Исключения (фактическое) может быть опционально противоположным (а может и не быть, как повезет), потому что адекватно только текущей реальности. И для меня этот люфт между постулируемым и фактическим абсолютно естественен и незаметен в быту, и я довольно спокойно переношу такое же от других людей, при условии, что человек может свою позицию обосновать.
Поэтому мне бывает очень сложно выстраивать длительные отношения с людьми, для которых такая внутренняя установка неприемлема (рано или поздно оно всплывает) и поэтому же я плохой человек, если судить по общечеловеческим меркам. Ну, насколько я себе эти общечеловеческие мерки представляю.
Занятно.

@темы: придумай меня живым

---

Зарисовки.

Летучая запись.
Совершенно внезапно захотелось собрать в сводный список все наши зарисовки, написанные (сыгранные, прожитые) вместе с Виленом.

Еврейский вопрос: IV B 4

Клаус Юрген

Клаус фон Рейтенау, начало - nomos.diary.ru/p144638957.htm
Интермедия - венский вокализ - nomos.diary.ru/p139500056.htm

Вена, два года спустя - nomos.diary.ru/p149715410.htm
Историческая справка, IV B 4 - nomos.diary.ru/p149648180.htm

Берлин, октябрь 1941 - nomos.diary.ru/p144057059.htm
Франция, Мадлен - nomos.diary.ru/p186697813.htm
Историческая справка - госпталь, фото - nomos.diary.ru/p144476039.htm
Интермедия - сказки без слов - nomos.diary.ru/p144179048.htm

Берлин, лето 1942, госпиталь - nomos.diary.ru/p144188744.htm
Июнь 1942, эпитафия - nomos.diary.ru/p145250795.htm
Берлин, госпиталь, 1942, перевязочная - nomos.diary.ru/p186779637.htm
Айзерман, лето 1942, госпиталь - nomos.diary.ru/p186620299.htm
Закадровое, из разговоров с Гиммлером - nomos.diary.ru/p149356658.htm

Кое-что о Шелленберге - nomos.diary.ru/p147458642.htm
Не-историческая справка, еще раз о Шелленберге - nomos.diary.ru/p149648180.htm
1943, VI vs IV - nomos.diary.ru/p147453089.htm

Флэшбек-Вена 1933 плюс кусочек Франции 1943 - diary.ru/~nomos/p186271248.htm
Франция плюс флэшбек из Дахау - diary.ru/~nomos/p186339624.htm
«немецкая шлюха» - nomos.diary.ru/p186828819.htm

Полукровки - прирожденные канатоходцы.

Aen Seidhe

Aen Seidhe
nomos.diary.ru/p165441994.htm
nomos.diary.ru/p165631979.htm
nomos.diary.ru/p165750897.htm
nomos.diary.ru/p166369181.htm
nomos.diary.ru/p168184497.htm
nomos.diary.ru/p168410285.htm
nomos.diary.ru/p168631285.htm
nomos.diary.ru/p169199962.htm
nomos.diary.ru/p169276130.htm
nomos.diary.ru/p169471235.htm
nomos.diary.ru/p169477432.htm
nomos.diary.ru/p169516745.htm
nomos.diary.ru/p169601088.htm
nomos.diary.ru/p169754349.htm
nomos.diary.ru/p169831419.htm
nomos.diary.ru/p169925007.htm
nomos.diary.ru/p169956717.htm
nomos.diary.ru/p170561836.htm
nomos.diary.ru/p174102200.htm
рассказанные мне
nomos.diary.ru/p170564935.htm

матчасть

nomos.diary.ru/p166517979.htm

Продолжение следует.
И кажется, что-то мы все-таки потеряли в процессе...

запись создана: 19.10.2012 в 14:42

@темы: лабиринт отражений, сказка, Сапковский, библиотека Вавилона, IV B 4, Aen Seidhe, Рейх

---

AIMP for Android.

"Нас постоянно спрашивают: «Будет ли AIMP для Android?». На что я обычно отвечал, что, возможно, когда-нибудь в будущем будет. И сегодня это будущее настало, сегодня я хочу представить вам первую версию плеера для этой платформы.
AIMP for Android позиционируется как легкий мобильный плеер для комфортного прослушивания музыки. Плеер базируется на уже известном вам движке BASS и поддерживает «из коробки» форматы MP3 / WAV / OGG / FLAC / AAC / ALAC / WV."

С официального сайта разработчика: ссылка
Ждем с недели на неделю. Beta!
Скорее всего с кучей багов, но все-таки.

@темы: библиотека Вавилона, технический момент