Номос важнее предрассудков.
Уже почти год утро в четвертом хирургическом отделении Берлинского госпиталя Билитц начиналось одинаково - фрау Эльза быстрым шагом пересекала коридор, доброжелательно кивая отдежурившим ночь сестрам, брала с полки ключ от ординаторской, а со стойки сестры две стопки историй - убывших и живых. Через полчаса (иногда получалось и быстрее) убывшие, подписанные твердой рукой "старшей сестры Эльзы Миллер", отправлялись в архив, а сама Эльза отправлялась в палаты. Час на обход, разговоры и корректировку планов на операции, а дальше - работа.
Эльза спешно сбросила с плеч тонкое пальто. Становилось все более тепло, да и от дома до госпиталя ей приходилось недолго добираться на местном транспорте. Убывших было больше обычного, это неприятно. Не удержали. Значит, сегодня будет новая партия, но и они тоже уйдут - кто-то быстрее, кто-то дольше... а кто-то - дальше. Откуда не возвращаются.
Хмурясь, Эльза придвигает к себе первую папку и снимает первый лист.
Фридрих Зельтц. 25 лет... Эльза помнила бледного Фридриха с осколочным ранением в живот и знала, что парень не выживет, но дочитать отчет не успела. Отвлек шум и громкие голоса в коридоре - странный шум, учитывая, что до следующей партии раненых как минимум несколько часов, а иных поводов нарушать привычную тишину в отделении она не видела. Разве что кто-то из переживших эту ночь так не вовремя бурно заумирал. Секундная задержка - не стоило бы обращать внимания, сестры в состоянии справиться сами с больным, а вот истории должны быть в архиве - и Эльза все ж таки откладывает перо... Но снова не успевает - за дверью раздается голос, больше похожий на крик, неуместный собачий лай, дверь распахивается, возмущенно хлопнув о стенку шкафа. Где-то в глубине сознания фрау Эльзы замирает в панике Марта Гиршбейн. Она знает этих людей. По крайней мере - одного. Только она не знает, зачем он пришел. За ней?
Один Бог знает, что случится с ней, если война все-таки догонит.
Марта точно знает, однажды война все-таки догонит ее...
Догнала.
И что теперь?
Фрау Эльза мысленно поводит плечами, сбрасывая вцепившиеся в них побелевшие руки Марты. Она не боится, потому что уверена - им некого искать здесь. Той, кого они ищут, здесь нет. Значит они пришли за кем-то иным. За кем?
И Бога ради, уберите от сюда это животное...
- Эльза Миллер? - разъяренная (или разыгравшаяся?) собака кратким рывком переводится в состояние ""сидеть", послушно молкнет, принюхиваясь к больничному воздуху. Ее хозяин, которого когда-то звали Клаус Юрген фон Рейтенау, смотрит на Эльзу, которую когда-то звали Марта Гиршбейн, пока его товарищ быстро осматривает комнату, подходит к столу, заглядывая в бумаги.
- В вашем отделении находится человек по имени Франц Келер. 28 лет, темно-русые волосы, голубые глаза. Его привезли дня два-три назад.
Юрген по старой привычке прислонился к двери, чуть приподняв голову, зацепил взглядом. Эльза смотрит в ответ прямо и покойно. В стороне слышится шуршание - второй немец листает оказавшиеся под рукой документы. Мельком взглядывает на спутника, затем переводит взгляд на нее. Улыбается.
- Нам необходимо с ним поговорить, фрау Миллер.
Эльза откидывается на спинку стула, не препятствуя офицеру получить доступ и к уже открытой истории. Пусть смотрят, если им так нужно. Только вот...
- Я сожалею, но это невозможно, - чуть помедлив, она добавляет, не отводя взгляда. - Сейчас.
Второй офицер отрывается от бумаг, смотрит на нее недоуменно. Похоже, он не привык слышать отказ. И конечно не привык к тому, что его не замечают. Ненавязчиво отодвигая его руку, она легко находит в папке "живых" этого Келера... ну, так и есть. Осколочное ранение черепа, поступил позавчера в стабильно тяжелом состоянии, был направлен к операции в срочном порядке, прооперирован вчера. Обошлось без осложнений, но... Эльза разворачивает лист истории, чтобы стоящий у двери Рейтенау мог при желании ознакомиться с содержанием последней записи палатной сестры.
- Простите, но его состояние сейчас не располагает к каким-либо беседам. Возможно, через два дня он будет в состоянии говорить.
Эльза спешно сбросила с плеч тонкое пальто. Становилось все более тепло, да и от дома до госпиталя ей приходилось недолго добираться на местном транспорте. Убывших было больше обычного, это неприятно. Не удержали. Значит, сегодня будет новая партия, но и они тоже уйдут - кто-то быстрее, кто-то дольше... а кто-то - дальше. Откуда не возвращаются.
Хмурясь, Эльза придвигает к себе первую папку и снимает первый лист.
Фридрих Зельтц. 25 лет... Эльза помнила бледного Фридриха с осколочным ранением в живот и знала, что парень не выживет, но дочитать отчет не успела. Отвлек шум и громкие голоса в коридоре - странный шум, учитывая, что до следующей партии раненых как минимум несколько часов, а иных поводов нарушать привычную тишину в отделении она не видела. Разве что кто-то из переживших эту ночь так не вовремя бурно заумирал. Секундная задержка - не стоило бы обращать внимания, сестры в состоянии справиться сами с больным, а вот истории должны быть в архиве - и Эльза все ж таки откладывает перо... Но снова не успевает - за дверью раздается голос, больше похожий на крик, неуместный собачий лай, дверь распахивается, возмущенно хлопнув о стенку шкафа. Где-то в глубине сознания фрау Эльзы замирает в панике Марта Гиршбейн. Она знает этих людей. По крайней мере - одного. Только она не знает, зачем он пришел. За ней?
Один Бог знает, что случится с ней, если война все-таки догонит.
Марта точно знает, однажды война все-таки догонит ее...
Догнала.
И что теперь?
Фрау Эльза мысленно поводит плечами, сбрасывая вцепившиеся в них побелевшие руки Марты. Она не боится, потому что уверена - им некого искать здесь. Той, кого они ищут, здесь нет. Значит они пришли за кем-то иным. За кем?
И Бога ради, уберите от сюда это животное...
- Эльза Миллер? - разъяренная (или разыгравшаяся?) собака кратким рывком переводится в состояние ""сидеть", послушно молкнет, принюхиваясь к больничному воздуху. Ее хозяин, которого когда-то звали Клаус Юрген фон Рейтенау, смотрит на Эльзу, которую когда-то звали Марта Гиршбейн, пока его товарищ быстро осматривает комнату, подходит к столу, заглядывая в бумаги.
- В вашем отделении находится человек по имени Франц Келер. 28 лет, темно-русые волосы, голубые глаза. Его привезли дня два-три назад.
Юрген по старой привычке прислонился к двери, чуть приподняв голову, зацепил взглядом. Эльза смотрит в ответ прямо и покойно. В стороне слышится шуршание - второй немец листает оказавшиеся под рукой документы. Мельком взглядывает на спутника, затем переводит взгляд на нее. Улыбается.
- Нам необходимо с ним поговорить, фрау Миллер.
Эльза откидывается на спинку стула, не препятствуя офицеру получить доступ и к уже открытой истории. Пусть смотрят, если им так нужно. Только вот...
- Я сожалею, но это невозможно, - чуть помедлив, она добавляет, не отводя взгляда. - Сейчас.
Второй офицер отрывается от бумаг, смотрит на нее недоуменно. Похоже, он не привык слышать отказ. И конечно не привык к тому, что его не замечают. Ненавязчиво отодвигая его руку, она легко находит в папке "живых" этого Келера... ну, так и есть. Осколочное ранение черепа, поступил позавчера в стабильно тяжелом состоянии, был направлен к операции в срочном порядке, прооперирован вчера. Обошлось без осложнений, но... Эльза разворачивает лист истории, чтобы стоящий у двери Рейтенау мог при желании ознакомиться с содержанием последней записи палатной сестры.
- Простите, но его состояние сейчас не располагает к каким-либо беседам. Возможно, через два дня он будет в состоянии говорить.
- Печально.. - заявляет, лишний раз оглянувшись по комнате.
Тот, кого уже лет шесть никто не зовет Юргеном подходит ближе, окончательно уводя бумагу от товарища, бегло скользит взглядом по запискам. Разумеется, ему (как и, впрочем, его напарнику) нет дела до "истории болезни" искомого. Им нужно увидеть его. Живым. И продолжительности этой жизни должно хватить на разговор.
- ..что на подобных негодяев приходится проводить медицинские средства - заканчивает свою мысль незнакомый офицер, уточнив - обменом взгляда - у удостоившегося чести разбирать медицинские закорючки, соответствие озвученной информации чернильным строчкам.
Фон Рейтенау равнодушно пожимает плечами, сворачивает бумагу.
- Печально, что в таких случаях ответственность за "подобных негодяев" ложится на наших добросовестных врачей - он возвращает лист женщине.
- Надеюсь, необходимость посвятить нам немного времени не огорчит фрау Эльзу - тут же подхватывает второй, поглядывая на женщину за столом. - Вам известно кто доставил этого человека в госпиталь? Что было при нем и где оно находится сейчас? Кто его принимал, кто руководил операцией? - офицер наклонил голову, поигрывая подобранным на столе пером. Возможность задавать вопросы однозначно доставляла ему удовольствие.
Рейтенау, видимо, доверяя полицейскому опыту напарника, вмешиваться в допрос не счел нужным. Он всего лишь ненавязчиво протянул руку, негромко подтверждая закономерное требование.
- Позвольте взглянуть на ваши документы, фрау Миллер.
- Хелен, возьми. Заполнишь и сдашь архив, как полагается. И передашь, если будут спрашивать,что обход сегодня задерживается... на некоторое время.
Плотно прикрыть дверь, развернуться, наталкиваясь на два взгляда - выжидательный и изумленный. Что же вы, герр офицер, у каждого своя работа... вы ведь должны это понимать, как никто.
Последние слова, кстати, можно и не озвучивать, в отличие от предыдущих, пока достаешь из шкафа сумочку, а оттуда - собственные документы. Смотри, это я - Эльза Миллер, 1913 года рождения, Пассау, штамп, штамп, печать. Подпись. Документы в полном порядке. Их проверяли. Неоднократно. И ты наверняка догадываешься об этом, как и о том, откуда они у меня. Ты мог даже мельком знать ту Миллер, хотя щеголи с юридического, вроде тебя, редко обращали внимание на наших скромниц и умниц, простых смертных с медицинского. Я была исключением... впрочем, я и не была скромницей и умницей, так что все в порядке. Смотри.
Эльза на мгновение прикрывает глаза, мысленно снова оттаскивая Марту от немца, в которого она вцепилась мертвой хваткой, и мысленно же отвешивая ей несколько отрезвляющих пощечин. Не хватало только, чтобы она себя выдала сейчас.
- Франц Келер, 28 лет... - она отвечает на заданный улыбчивым офицером вопрос, но смотрит все еще на другого. Кажется, так не надо делать? Надо перевести взгляд и четко, толково ответить на все вопросы герр офицера.
- Келер поступил два дня назад [дата] вторым эвакуационным путем [расшифровка], все медицинские документы были в полном порядке. Все личные вещи, согласно предписываемому инструкцией, были сданы на хранение в больничный склад. Вы можете в любое время ознакомиться с ними.
При поступлении пациент... (невольно запнулась, понимая, как неуместно и нелепо звучит привысное слово в разговоре с этими людьми) ...был в сознании. Прооперирован вчера профессором Шлирке, ассистировала я и сестра Ханна Штольц, сегодня не ее смена. Полагаю подробности операции вас мало интересуют, но со вчерашнего утра Келер почти все время спит. В его состоянии это естественно. Как врач я настоятельно рекомендую воздержаться от его допроса прямо сейчас. - Бросив быстрый взгляд на все еще держащего в руках ее документы и весьма задумчивого Рейтенау, - если конечно вам нужен Келер в сознании и в состоянии адекватно реагировать на окружающее.
Он действительно не привык к игнорированию его персоны - в столь откровенной форме, в частности. Ну, разве только на офицерских "вечеринках"; и то говорить о привычке было бы не совсем правильно.
- Вам нечего опасаться, фрау Эльза. Нам всего лишь - он поглядел на изучающего предъявленные документы эсэсовца, - нужно знать, куда обращаться в случае.. необходимости. Мы не станем мешать вашей работе - пусть Келер отоспится.
Немец обмакнул перо в чернильниц, посмотрел на все же соизволившую заметить и его женщину. - Нам понадобится адрес сестры Штольц. Профессор..
- Шлирке - в голосе Клауса фон Рейтенау явственно слышится усмешка.
- .. Шлирке - повторяет с не слабеющим интересом его напарник, - сегодня здесь? Будьте любезны вспомнить, что говорил герр Келер после того, как оказался в больнице, даже если его слова показались вам несущественными. Это очень важно.
Улыбчивый офицер словно не может решиться на кого ему смотреть, постоянно водит взглядом от листающего документы товарища, к норовящей поглядеть туда же медсестре и фон Рейтенау наконец-то поднимает голову, легонько кивает, с многозначительной усмешкой протягивая незнакомцу паспорт фрау Эльзы.
- Австрийская немка? - интересуется тот, заглянув в раскрытые страницы и усмешка Клауса становится однозначно снисходительной. Понимая, что промахнулся, второй немец возвращается к документам, чтобы через несколько секунд заулыбаться тоже. Что бы они там ни нашли, обнаруженные, видимо, полностью удовлетворило, как минимум незнакомого офицера - несколько хищный интерес на его лице сменило покровительственное любопытство.
- Ханна Штольц проживает во втором тупике на Эшенвег, там всего несколько домов, найти ее вам будет несложно. Герр Шлирке сейчас в пятом отделении, это следующий корпус. Но... вряд ли он сможет вам рассказать что-то из того, что вас интересует. Как оперирующий хирург, он видел пациента только на операционном столе, уже под наркозом. Келера принимала я, я же и осматривала перед направлением "на стол".
Перебрать в голове воспоминания двухдневной давности не так сложно - вот они, свежеприбывшие раненые - как на ладони. Вот и Франц Келер - тихий, молчаливый, адекватно отвечающий на вопросы о самочувствии, но не произнесший ни слова кроме. Он смотрел на нее без надежды, которая иногда посещает поступивших сюда - ну, наконец-то с нами все будет хорошо! - нет. Он просто ждал своей очереди, неважно куда.
- Увы, - Эльза качает головой, - Келер действительно почти ничего не говорил за время нахождения здесь. Не делился впечатлениями о службе, не рассказывал о доме, не вспоминал семью. Только отвечал на вопросы, которые я ему задавала, но они, как вы понимаете, касались исключительно его самочувствия и полученного ранения.
Дитрих еще раз поворачивает перо в руке и возвращает его на законное место, пока фон Рейтенау, чуть склонив голову - на прощание, возвращается к явно воодушевленной таким развитием событий собаке. Чеканные шаги, не то подвывание, не то приветственный лай, хлопок двери. Тишина. Голоса - уже снаружи, извне. Вне.
Фрау Эльза остается одна.
Один на один с Мартой Гиршбейн.
Фон Рейтенау выдыхает облако сизого дыма, разглядывая больничные строения.
Кайнц превзошел самого себя; еще одна правильно сделанная ставка. В 1935 году, Юрген фон Рейтенау проплатил всех, до кого смог дотянуться. Дедово наследие позволяло не особо задумываться о деньгах. Впрочем, он так или иначе не стал бы о них думать. Молодой офицер продвигался по карьерной лестнице настолько успешно, что беспокоиться о будущем состоянии у него не было причин. Как не было дела до самой карьеры.
В 35-ом Клаус фон Рейтенау сумел обеспечить отцу беспрепятсвенный выезд за границу и уже себе - возможность отправиться следом. В 35-ом году, Юрген фон Рейтенау при первой подвернувшейся возможности отправился в Вену; предварительно заручившись одобрением оберфюрера Дойбеля для вербовки в ряды нацистских врачей доктора Эфрайима Гирбштейна.
Доктор Гирбштейн еще в апреле 1940-го обнаружился в Лодзинском гетто, где и до сих пор работал. По призванию.
Последняя известная Клаусу фон Рейтенау информация об Яноше Гирбштейне относилась к концу 1939 года. Молодой скрпиач-коммунист, как и следовало ожидать, ушел в партизаны. В лагеря он не попадался - об этом офицер IV управления РСХА отделения 4В штурмбанфюрер фон Рейтенау - "специалист по собакам и евреям" непременно узнал бы.
Гестаповец переводит сигарету из одного уголка губ в другой, приседает у дерева, рефлекторно похлопывая зарывшееся носом в осеннюю листву животное, запрокидывает голову, опираясь на шороховатый столб и ненароком сдвигая набекрень фуражку. Прикрывает глаза.
След Марты Гирбщтейн он потерял после "кровавого четверга" в марте 40-го года. Жена Кайнца Вермана не числилась в списках обитателй гетто; как и впрочем ее супруг. Его поймали в 41-м вместе с группой польско-чехословацких еврейских партизан, пытавшихся присоединиться к армии СССР. В лесу. Там и оставили.
Шорох шагов по парковой аллейке, затяжка, блик нацистского кольца на руке, блик солнца в струях фонтанов площади Грабен, пестрые, многоязычные вывески.. Усмешка.
- Заблудился? - взгляд снизу вверх на подошедшего Дитриха.
- Решил изучить территорию - Берг оглядывется через плечо на оставшиеся позади копруса. - На всякий случай.
- Осторожен? - фон Рейтенау ловко поднимается, поправляет фуражку.
- Обстоятельный - второй немец с интересом изучает моток с вещами Келера.
..довоенный Концертхаус, ночные огни города, истеричный напев скрипки..
Везет на истериков-скрипачей.
- Ты о чем задумался?
- О Гейдрихе.
Дитрих вздыхает, наклоняет голову присматриваясь к фотокарточке.
- Два дня не раньше. Я говорил с этим..
- Шлирке - гестаповец присоединяется к напарнику - извлекает из свертка солдатскую книжку, налету подхватывает выпавшую фотографию.. поднимает голову к небу - дождь.
- Пошли. Навестим фрау Штольц.