Загадка Зверя, или кто такой Жермон Ариго

[nomos]

В 5 утра после ночи честно проведенной за обсуждением семейства Приддов и графов Гирке в частности, я отправился гулять по городу. Жизнь явилась непривычно и неприлично прекрасной, пустые улицы и замерзшее озеро, на которое я не преминул спуститься… Зимний воздух, коли он достаточно теплый, чтобы не мешать циркуляции крови и работе серого вещества и достаточно прохладный, чтобы приятно освежать, способствует работе мыслей.. Половина сегодняшнего дня, вновь прошла под кэртианским знаменем, а после.. снизошло озарение.

Непонятным образом от попыток составить сводку по талигойскому законодательству, я переключился на раздумья над порядком замученным вопросом: а кто у нас Ракан? и втянул в оные хозяйку квартиры

трактат на тему

Встретив, некоторое время назад в просторах сети предположение, будто бы таковым является Валентин Придд я, каюсь, сильно не желал с ним соглашаться. Не люблю я, когда близким мне персонажам угрожает угодить в короли. Не суть. Пытаясь исключить подобную возможность, я проанализировал все озвученные герцогом Приддом клятвы и существенные заявления.

Получилась примерно такая картину:
- ни один из Приддов не служил потомкам Бланш,
- Дом Волн верен Дому Раканов и герцог ручается в этом своей Кровью и Честью

С потомками Бланш все ясно – они, благодаря Эктору, по крови, такие же Придды, как и законные дети маршала, что лишний раз подтверждается обращением к Матильде Алати «фокэа».

По второй из приведенных выше причин, не проходит и Алва. Придды не то, что не хранили верности кэналлийскому герцогу, они пытались его убить. И подобную готовность заявил сам Валентин, говоря Первому маршалу, что его следовало убить, не судить.

О верности Приддов самим себе говорить тоже затруднительно, учитывая печальную судьбу старшего графа Васспарда. К тому же имеем слова пьяного герцога Алва о том, что «слишком много Приддов и совсем нет белых ласточек». Первый маршал знает, что Талигойские Придды, это еще не все – остальные засели в Агарисе, называя себя Раканами. Это в свою очередь может объяснить факт, что за оными в течение всего круга никто не стал охотиться.

Исходя из «проклятья Ринальди», я грешным делом подумал на Первого страдальца Талига – герцога Эпинэ, однако тот имеет свойство скакать на огненных лошадях и составлять компанию кайедонам в осенней охоте под гимны Астрапу. Самый что ни на есть настоящий Повелитель Молний. К тому, отношение к нему герцога Придда, является не более чем уважительным.

Окделлы, разумеется во внимание не принимались вовсе, однако я давно склонялся к поискам «истинного анакса» вне Великих Домов.

Продолжая искать тех, кому все-таки верен Дом Волн я наткнулся на генерала Ариго, за которым полковник Придд самозабвенно ухаживает. Разумеется, подобное соображение еще не доказательство. В поисках прочих, я стал искать в памяти «мистических» сцен с участием Катарины Ариго. Таковые, то ли в силу моей забывчивости, то ли их отсутствия, обнаружены не были, однако я вспомнил другое – Багерлее. Конечно, навозники делили Юг и Север, однако ж это никоим образом не мешало пытаться добиться от семейства Приддов показаний против королевы. Как известно, успехов на сим поприще они не добились, за что большая часть славящейся многочисленностью семьи расплатилась жизнью. Можно привести еще один факт – к алтарю Катарину Ариго вел не кто иной, а Ангелика Придд. Она и сохранила злосчастное письмо отправленное от имени королевы (предположительно Первым сказочником Талига), Юстиниану.

Разумеется, нам известна история мэтра Капотты о довольно-таки подлых нюансах его личной жизни, непосредственно связанных с семейством Ариго, однако ж Приддам знать об этом было совершенно необязательно. К сожалению, неизвестно, что являлось темой письма, однако реакция Валентина на известие о смерти Катарины многого стоит, не говоря о том, что он называет убитую другом старшего брата. Возникает закономерный вопрос: не узнал ли старший граф Васспард о хранимой семьей тайне, которую решил впоследствии донести до торского «ссыльного»? Юстиниана приютил Алва, который вряд ли знает меньше Приддов (а, если не знал заранее, скорее всего был посвящен в великую тайну своим подопечным), уговорил обождать. Вот только ждать не стал Вальтер – наследника вызвали в родовой замок и, во избежание исполнения дурных замыслов, отправили в мир иной. Что знал Юстиниан, непременно знал и Валентин, однако младший граф Васспард избрал иной путь.

Вернемся к Жермону. Поиски мистических происшествий в присутствии королевы подтолкнули память к Зимнему Излому, Торке и бергерскому обряду, закрепившему дружбу генерала с командором Райнштайнером. Ныне оставалось вспомнить, что именно видел Ариго. Поскользку записать смутные воспоминания в доказательства родившегося предположения не представлялось для меня возможным, я отыскал нужный фрагмент:

«Снег давно растаял, вода была красной от крови, в красном зеркале четырьмя звездами дрожали огоньки свечей. Странно, свечи казались одинаковыми, а горели по-разному. От той, что стояла перед Ойгеном, осталась половина, а стоящая справа почти сгорела…
Жермон покосился на запястье - порез все еще кровоточил. К рассвету граф Ариго окончательно станет бергером и получит талисман для себя и своих потомков, если он ими когда-нибудь обзаведется, что вряд ли. Война не лучше время для свадеб, чего хорошего, когда тебе смотрят вслед, просят вернуться, плачут…

Черноволосый человек потрепал по шее коня и поднял голову - небо сияло чистой, неимоверной синевой, только вдали маячило облако, странное и одинокое, похожее на птицу с четырьмя головами, да сияли назло солнцу четыре разноцветных звезды.
Черноволосый изогнулся, что-то поймал над самой землей, вскочил на коня и выехал из рощицы. Мориск шел медленно, словно нехотя, а по небу плыла четырехглавая птица.

Всадник не оглядывался, он знал, что его ждет, и Жермон Ариго тоже знал. Его там не было, и он был. Солнечным лучом, рассветной звездой, алым листом, подхваченным над самой землей горячими пальцами, ветром, поднявшим пронизанную светом пыль, летящей в никуда пылинкой.

Темный силуэт медленно исчезал в золотом сиянии, клубились пылинки, их становилось все больше, уходящего затягивало дымом, заметало то ли пылью, то ли снегом…

Сухой треск, словно кто-то переломил палку, чернота за тусклыми стеклами, человек напротив. Лицо Ойгена, а глаза чужака, глядящего сквозь тебя, сквозь стену, сквозь ночь. Древние, усталые, обреченные.
Кто придумал этот обычай? Бергеры привезли его с собой или переняли в Золотых землях от тех, кто позабыл сам себя? Зеркало, снег, огонь, камни и кровь. Снег становится водой, кровь людская мешается с кровью земли, а зеркало отдает долги звездам. Как только Ойген все это запомнил? Хотя барон помнит все.
Фитилек зашипел и погас, с неба покатилась желтая звезда, рассыпалась снежной пылью, волосы уходящего стали седыми.
- Стой! - крикнул Ариго. - Да стой же!

Полный дыма ветер подхватил крик, понес надзамерзающей землей. Всадник не оглянулся. Черный конь все так же мерно шел вперед. Уже не по земле, по облачным клубам. В редких прорывах мелькали серые птичьи крылья, а под ними, становясь все меньше, все игрушечней, плыли крыши, леса, реки…

Жермон снова закричал, ответа не было. Еще две звезды задохнулись в дыму, но солнце светило упрямо и отчаянно. Если бы вспомнить имя всадника, вспомнить и позвать, но лицо, сердце, память резали острые льдинки, дым валил все гуще, из белого становился серым, из серого - иссиня-черным.
- Стой! - Перед глазами метнулась птица, по зрачкам резанул серебряный луч, свой камень он оправит в серебро. - Стой!
Из четырех свечей осталась одна, та, что была ближе всех. Небо за окном отливало синим, синей стала и вода, словно кровь ушла в зеркало, разделившее ветер и камни, миг и вечность.
Догорала свеча, глухо стучало сердце, рвался в дом поднявшийся ветер. Кто-то уходил, чтобы они остались. Они оставались, потому что кто-то уходил.

Конские ноги вязли в тяжелых черных тучах, как в снегу, небо начинало алеть, но солнце и не думало садиться. Оно плыло по небу красным огромным сердцем, с которого капала кровь, а дымные облака превращались в тяжелые, медленные волны…

- Стой, раздери тебя кошки! Назад! Аэдате маэ лэри! выделено мною

Всадник все-таки оглянулся. Он был далеко и совсем рядом. Жермон разглядел сжатые темные губы, прилипшую ко лбу прядь, бешеные синие глаза. У смерти синий взгляд, а какой взгляд у жизни?

- Надо брать свой камень левой рукой и выни мать из воды. - Ойген уже не сидел, а стоял, ши роко расставив ноги. - Этот камень будет нести в себе эту ночь четыреста лет.
Ариго послушно поднялся и одновременно с бергером сунул окровавленную руку в показавшуюся кипятком воду. Пальцы сами сомкнулись на чем-то твердом и круглом. Жермон раскрыл ладонь и увидел полупрозрачный камешек, темно-синий, с чем-то светлым и зубчатым внутри.
- Ты поймал утреннюю звезду, - удовлетво ренно объявил Ойген, показывая что-то иссиня-зе- леное, - а я - морской лед. Это очень удачно.
… Над последним огарком вилась тоненькая дымная струйка. Сквозь выгоревшие занавески светило солнце.»

Жермон видит Зверя, не говоря уже о давешнем Сердце, а оные аксессуары, как известно, отведены историей Дому Раканов. Генерала Ариго, как Ринальди Ракана предали родные. Погасшая свеча – Повелители Ветра, выгоревшая наполовинку – Повелители Скал..

Кем является всадник? Судя по всему, Первым маршалом, который имеет привычку гулять по снам всех Повелителей. Кем является сам Первый маршал? «..совсем нет белых ласточек» - Алва не Повелители Ветра. Синие глаза, белая кожа, черные волосы – такой и была девушка с картины, женщина, некогда покинутая Повелителем Волн. Предположение будто синеглазые кэналлийцы были ее потомками вряд ли может оказаться верным – ведь Унду пришлось оставить излюбленную именно из-за того, что та не могла родить ему детей. Оставим синеглазую сестру смерти. До поры.

Допустим, что Альбин и Альбина Борасска некогда сбежавшие в Багряные Земли, вместе с зеленоглазым мальчишкой, которого молва нарекла сыном Ринальди, не являлись детьми ни Лорио, можно предположить следующее – подбивший сестру и ее излюбленного на бегство Альбин узнал правду и не захотел иметь ничего общего со своей семьей. Он остался на остался среди морисков и, впоследствии стал повелителем Кэналлоа, приняв новое имя и окончательно уйдя от бывшей семьи. «Алва – властители Кэналлоа. Это дороже короны, которую может надеть любой ызарг». Известно, что Альбина и ее любимый наршаду не приглянулись, однако вряд ли он стал бы убивать родную сестру и друга своего протеже. Может быть, детишки ушли на соседний островок – Марикьяру, а легенды гласят, будто от второго сына первого анакса сего острова, вели род Парда, имя которых унаследовали впоследствии, считающие себя прямыми потомками одного из Парда Ариго. При этом, наиболее дотошные блюстители чистоты крови считают Ариго полукровками. Если предположить, что они правы, графы могут являться потомками некогда прибывшего на остров зеленоглазого мальчишки, который, если на самом деле являлся сыном Ринальди, непременно мог рассчитывать на помощь его закадычного друга – Чезаре Марикьяре – первого золотоземельца побывавшего на Райион и сумевшего подружиться с его обитателями…

«Круг должен быть круглым, без начала и без конца, иначе получится слепая подкова». Круг не замкнется без Повелителей Ветра, превратится в слепую подкову и мир рухнет. «Все должно было закончиться давным-давно, но не закончилось. То ли не захотело, то ли не смогло». На момент захвата Кабитэды Франциском Олларом, уже не было Борасска, круг Молний подошел к концу, но не смог замкнуться. Грянуло несчастье - смена власти.

«Жермон раскрыл ладонь и увидел полупрозрачный камешек, темно-синий, с чем-то светлым и зубчатым внутри».
Нету белых ласточек, круг не может замкнуться, зубчатый и светлый головной убор не получить. Без Ветра.

Куда уходит всадник? «А может, они где-то и есть, только не у нас…» «Черные волосы стали седыми». Черный ворон превратился в белую ласточку. Уж не собрался ли Первый маршал добыть требуемую птичку хоть в Закате, прежде чем…?

«Зверь был знаком владык земных. Украшал щит Первородных, стяги с ним реели над золотой Гальтарой, а тень их закрывала весь мир. Был сотворен сынами Кабиоховыми. Кэртиана не рождала создания прекрасней и сильней, но все проходит, скалы становятся песком, море - пустыней, огонь - пеплом, а от ветра не остается даже следа. Семя Первородных забыло главное, затем умерло второстепенное, а ныне не осталось ничего."