Можно было надергать еще, целая россыпь бы получилась, но это - самое ценное.
Не знаю. Что для всех нас одинаково важно? Мы все — один биологический вид, тот же самый набор клеток, нам всем свойственно чувство голода, жажды, опасности. А вот дальше все становится сложнее. В этом ряду секс тоже, конечно, сильный стимул, он идет следом за жизненно важными потребностями. Можно предположить, что нам всем, в той или иной форме, необходима любовь, но кто-то обходится и без нее. Каждый из нас — индивидуум, но мы действуем сообща. У каждого есть родные, друзья, союзники или хотя бы сообщники. У каждого своя правда, и — сколько ни ищи — нет под солнцем такого зла, которое кто-нибудь не выдавал бы за добро, нет такой глупости, у которой не нашлось бы приверженцев, нет и не было кровавого тирана, вокруг которого не толпились бы ярые фанатики, готовые защищать его до последней капли крови, желательно не своей.
Так вот. Почему я это делаю? Потому что, как мне кажется, поступаю правильно. Почему я в этом уверена? Да я не уверена. Но, по крайней мере, мне не приходится себя обманывать, чтобы оправдать свои поступки. Мне не нужно убеждать себя: «Это недочеловеки», или: «Они еще скажут мне спасибо», или: «Либо мы, либо они», или: «Свои всегда правы», или: «История меня оправдает». Это чистой воды ханжество.
Я делаю то, что делаю, потому что верю: в конце концов из этого выйдет что-нибудь хорошее; по крайней мере, в ближайшее время из-за этого не случится ничего плохого, и если я не права, у меня есть возможность передумать. Но вряд ли я передумаю. В любом случае, никто не погибнет. Никто не пострадает. Может быть, я пожалею о своем решении; столь же вероятно, что о нем пожалеют другие, но даже тогда я постараюсь разделить с ними все тяготы, большие или — очень надеюсь — малые.
Такие речи отдают альтруизмом. На самом деле, альтруизма здесь нет. И все равно внутренний голос негодующе протестует. Внутренний голос возмущается: «Что ты надумала? Какой бред!» Потому что в каком-то смысле это всего-навсего очередной пример пресловутого самопожертвования, от которого женщине, как ни печально, никуда не уйти. Поколение за поколением мы заботились о других, о детях и мужьях, а те в ответ думали только о себе. Лишь в последние десятилетия мы, получив наконец контроль над рождаемостью, смогли строить свою жизнь примерно так же, как мужчины, и созидать при помощи интеллекта, а не только тела. Мне было приятно сознавать, что я помогаю своей половине человечества добиться гораздо большего признания, нежели то, которое она снискала, выполняя детородную функцию. А теперь, похоже, я опять возвращаюсь в прошлое.
В самом деле, чего нам не хватает? Свободы, наверное. Вот и мне нужна свобода поступать по совести, так, как считаю правильным, а не свобода быть эгоисткой, или всегда поступать по-мужски, или всегда поступать наоборот.
Так вот. Почему я это делаю? Потому что, как мне кажется, поступаю правильно. Почему я в этом уверена? Да я не уверена. Но, по крайней мере, мне не приходится себя обманывать, чтобы оправдать свои поступки. Мне не нужно убеждать себя: «Это недочеловеки», или: «Они еще скажут мне спасибо», или: «Либо мы, либо они», или: «Свои всегда правы», или: «История меня оправдает». Это чистой воды ханжество.
Я делаю то, что делаю, потому что верю: в конце концов из этого выйдет что-нибудь хорошее; по крайней мере, в ближайшее время из-за этого не случится ничего плохого, и если я не права, у меня есть возможность передумать. Но вряд ли я передумаю. В любом случае, никто не погибнет. Никто не пострадает. Может быть, я пожалею о своем решении; столь же вероятно, что о нем пожалеют другие, но даже тогда я постараюсь разделить с ними все тяготы, большие или — очень надеюсь — малые.
Такие речи отдают альтруизмом. На самом деле, альтруизма здесь нет. И все равно внутренний голос негодующе протестует. Внутренний голос возмущается: «Что ты надумала? Какой бред!» Потому что в каком-то смысле это всего-навсего очередной пример пресловутого самопожертвования, от которого женщине, как ни печально, никуда не уйти. Поколение за поколением мы заботились о других, о детях и мужьях, а те в ответ думали только о себе. Лишь в последние десятилетия мы, получив наконец контроль над рождаемостью, смогли строить свою жизнь примерно так же, как мужчины, и созидать при помощи интеллекта, а не только тела. Мне было приятно сознавать, что я помогаю своей половине человечества добиться гораздо большего признания, нежели то, которое она снискала, выполняя детородную функцию. А теперь, похоже, я опять возвращаюсь в прошлое.
В самом деле, чего нам не хватает? Свободы, наверное. Вот и мне нужна свобода поступать по совести, так, как считаю правильным, а не свобода быть эгоисткой, или всегда поступать по-мужски, или всегда поступать наоборот.
— Скажи, а для себя ты все решила? Может быть, ты потому и высказываешь всякие опасения, что в глубине души хочешь, чтобы дело сорвалось?
— Нет, я не пойду на попятный. Я все продумала.
— Но ты по-прежнему не хочешь спать с этим парнем.
— Да, не особенно. Но это не главное.
— Допустим; но ты же его не любишь!
— Да ведь и это не главное.
— Ну, знаешь ли, это очень важно!
— Знаю. Может быть, я делаю что-то не то. Но я все равно это сделаю.
— С какой стати?
— Потому, что он очень добрый. Потому, что он порядочный человек и ему нужно, чтобы рядом был кто-то вроде меня.
— Но среди твоих приятелей таких — coтни! Ты же не выходила за них замуж!
— У них были другие обстоятельства.
— Одну минуточку. Получается, ты выходишь за него только потому, что он принц и будет королем.
— М-м-м. Пожалуй.
— Господи Иисусе! Значит, романтикой тут и не пахнет! Сплошной голый расчет и эгоизм! Черт возьми, меня бы совесть замучила, если б я выкинула нечто подобное, но то я — маниакально-эгоцентричная стерва!
— Нет, расчетливость тут ни при чем. Я это делаю потому, что у него есть настоящая власть в стране, которая мне почти незнакома, но уже близка. И он порядочный человек. У них грядут большие перемены. Правда, не такие большие, как кое-кому хочется, но все равно, боюсь, Сувиндеру в одиночку будет не выстоять. Видимо, он и сам это понимает. И неизвестно, кто станет давать ему советы. Люс, ты пойми, впервые в жизни я действительно могу совершить что-то стоящее. Или хотя бы сделать попытку.
— Если говорить без затей — ты нужна их стране.
— Наверное, нужна. Это звучит несколько самонадеянно, но, в общем, да.
— Ты что, Корпус мира, ядрит твою в бок?
— Я — морская пехота, Люс, ядрит мою в бок.
— Нет, серьезно, можно я буду подружкой невесты?
— Нет, я не пойду на попятный. Я все продумала.
— Но ты по-прежнему не хочешь спать с этим парнем.
— Да, не особенно. Но это не главное.
— Допустим; но ты же его не любишь!
— Да ведь и это не главное.
— Ну, знаешь ли, это очень важно!
— Знаю. Может быть, я делаю что-то не то. Но я все равно это сделаю.
— С какой стати?
— Потому, что он очень добрый. Потому, что он порядочный человек и ему нужно, чтобы рядом был кто-то вроде меня.
— Но среди твоих приятелей таких — coтни! Ты же не выходила за них замуж!
— У них были другие обстоятельства.
— Одну минуточку. Получается, ты выходишь за него только потому, что он принц и будет королем.
— М-м-м. Пожалуй.
— Господи Иисусе! Значит, романтикой тут и не пахнет! Сплошной голый расчет и эгоизм! Черт возьми, меня бы совесть замучила, если б я выкинула нечто подобное, но то я — маниакально-эгоцентричная стерва!
— Нет, расчетливость тут ни при чем. Я это делаю потому, что у него есть настоящая власть в стране, которая мне почти незнакома, но уже близка. И он порядочный человек. У них грядут большие перемены. Правда, не такие большие, как кое-кому хочется, но все равно, боюсь, Сувиндеру в одиночку будет не выстоять. Видимо, он и сам это понимает. И неизвестно, кто станет давать ему советы. Люс, ты пойми, впервые в жизни я действительно могу совершить что-то стоящее. Или хотя бы сделать попытку.
— Если говорить без затей — ты нужна их стране.
— Наверное, нужна. Это звучит несколько самонадеянно, но, в общем, да.
— Ты что, Корпус мира, ядрит твою в бок?
— Я — морская пехота, Люс, ядрит мою в бок.
— Нет, серьезно, можно я буду подружкой невесты?