Очень страшно ошибиться.
Ведь не всегда понятно, что именно говорит Дом. Если по правде, то только через два раза на третий. Он ведь не говорит, как люди, словами. Он говорит запахами, прикосновениями, щекоткой по коже, пылью на ногах. Играет с тобой в загадки, подбрасывает задачки. "Очень страшно ошибиться.
Ведь не всегда понятно, что именно говорит Дом. Если по правде, то только через два раза на третий. Он ведь не говорит, как люди, словами. Он говорит запахами, прикосновениями, щекоткой по коже, пылью на ногах. Играет с тобой в загадки, подбрасывает задачки.
Правило номер один: хочешь понять Дом — будь, как он, делай то, что делает он. Например, забравшись на чердак, надо лечь на пол, свернуться калачиком и долго лежать совершенно неподвижно. Когда все тело затечет, поймешь, как Дому, должно быть, надоело. Он-то не двигался с места уже лет сто, а может, и больше.
Очень-очень давно Дом был совсем маленький. Может быть, он даже еще не был Домом. Мог быть кем угодно: человеком, зверем, растением. При переходе случаются и не такие изменения, а Дом ведь совсем издалека. С изнанки изнанки изнанки, или даже еще дальше.
Сам он этого времени не помнит, знает только, что его бросили. Должно быть, он уже тогда был испорчен. Говорят, Дом и сейчас выглядит странно, будто строили его впопыхах, да так и оставили, не докончив. Еще бы — он был калекой с самого начала: может, свистуном, родившимся без одной пары лап, или бескрылым дракончиком. Может, даже человеческим ребенком, но настолько уродливым, что собственная мать сразу после рождения выбросила его на свалку.
Где-то там, среди прохудившихся кастрюль и рваных ботинок, его и нашел Тарантул, умевший ходить на изнанку, и на изнанку изнанки, и на изнанку изнанки изнанки, и даже еще дальше. Но он не водил никого с собой, потому что у него был скверный характер. А по помойкам он шатался не просто так, а искал в груде хлама разные старинные диковины. Оттого возле Дома всегда есть помойка, как ее ни убирай. Где же еще искать волшебные вещи, вроде пузырьков от летательного эликсира или вееров-кровососов, если не среди ненужного барахла?
Летом на помойку ветер наметает пыль, а дождь ее смачивает, и помойка превращается в горку с цветами. Говорят, эти цветы желтые, как бабочки. Это сурепка, тоже волшебная трава. Если носить ее за пазухой, никогда не обожжешь пальцы зажигалкой.
***
За пазухой Тарантул и принес Дом с изнанки изнанки изнанки. Он поселил его здесь, на пустыре, где когда-то стоял сиротский приют, от которого к тому времени остались одни развалины. (Считалось, конечно, что Тарантул его просто отстроил. Ведь ни один нормальный человек не поверит, что дом можно откуда-то принести.)
Тарантул же дал ему имя, короткое и немудреное: Дом. Он сказал: ты будешь жить здесь. Он сказал: ты будешь расти.
Дом рос. Он любил Тарантула и старался ради него. Для Дома Тарантул был богом. Это был превъедливый божок. Он ужасно любил ссориться со всеми подряд и сквалыжничать в суде, что бы это ни значило. Но для Дома он был самым лучшим на свете.
Чтобы Дом быстрее рос, Тарантул кормил его отборным временем. Он покупал его у Хозяина Времени, тоже неприятного старикашки, своего не то заклятого друга, не то лучшего врага. Чем бы ни расплачивался Тарантул за купленное время, Хозяину постоянно казалось, что его надули.
Когда Дом подрос — у него уже был целый первый этаж и стал пробиваться второй, — Тарантул решил обучить его какому-нибудь полезному ремеслу. Но у местных жителей полезными зданиями считались только тюрьма, кабак или церковь. Церкви Тарантул не уважал, кабаков вокруг было и так предостаточно, а воспитывать из Дома тюрьму ему показалось плохой приметой. Поэтому он решил сделать Дом приютом для малолетних калек. В конце концов, тот и сам был не очень-то нормален.
А может, это просто была очередная коллекция Тарантула. Говорят, он страшно любил собирать коллекции и тащил к себе все подряд — от старинных музыкальных инструментов до образчиков оберточной бумаги.
С таким же рвением он принялся собирать уродов и населил ими Дом. А еще завел для них учителей, нянек, сестер милосердия, экономку, дворника, истопника и пару крепких «дядек». Истопник был нужен, чтобы топить печи дровами и греть воду для мытья, а дядьки — чтобы носить неходячих вверх и вниз по лестницам. Дом был еще слишком молод и пока не знал о существовании лифтов и батарей.
Но уже тогда он был счастлив. Он знал, что Тарантул дорожит своими воспитанниками, и тоже стал дарить им разные подарки. Изнанка была совсем рядом, и Дом стал пускать туда тех, кто ему особенно нравился. Некоторые умирали в Доме — он принимал их в себя, и они становились его частью. Сам он менялся и рос, заполнялся разными вещами. У него уже был целый второй этаж, и стал расти третий.
Но однажды, когда он стал совсем большим, у Тарантула вдруг кончилось время. Может, он слишком задолжал Хозяину, а может, время всегда однажды заканчивается. И он умер, а Дом остался один.
***
Сейчас Дом уже давно не ждет Тарантула. Он не старый — для Домов сто лет не возраст, — но уже совсем взрослый, и он хочет быть собой. Он еще никогда это не пробовал, а только заботился о тех, о ком ему велено было заботиться. Потому что эти калеки были последним подарком ему от Тарантула, и это было все, что осталось от старика.
Но рано или поздно приходится признать, что ждать незачем. Как бы ты ни старался, мертвые никогда не вернутся, чтобы тебя похвалить.
Сейчас Дом чувствует себя, как змея, которой не терпится сбросить старую кожу. Он хочет обновиться. Он не хочет больше быть убежищем, ему все равно, даже если его считают целым миром. Ему тесно, он устал от сотен людей, их чувств и мыслей, которые разъедают его стены, как кислота. Он не желает им зла, но ему скучно. Он хочет зажить сам по себе и, может, даже вернуться на свою изнанку изнанки изнанки, где сможет стать человеком, или свистуном, или драконом, или кем захочет.
Главное — кем он захочет.
Независимо от того, кто и как пытается его удержать. Независимо от того, кто и насколько сильно его любит.
Надо жить своей жизнью. Это только поначалу страшно, а потом становится весело. Как только поймешь, что терять больше нечего."
(с) Ракуган, Игра на вылет.