Разве тьма или свет могут быть не нужны в этом мире?
Разве зло и добро могут быть только черного цвета?
Только пропасть меж нами зачем-то все шире и шире...
Обреченность - однажды нас вовсе не будет на свете.
Костер полыхал красно-оранжевыми языками пламени, будто бы вечернего ливня не было и в помине. От него било теплом так, что те, кто поначалу тесным кругом расселись вокруг готового в любой момент погаснуть огня, отодвигались подальше. Пламя завораживало, но его танец не казался безумным - на фоне пляшущего. И сейчас никто из присутствующих не сказал бы, что танцор хромой и еще вечером он едва волочил ноги от места, где путники оставили своих лошадей до едва искрящей кучки влажных ветвей. Словно тот.. то существо исчезло, и вместо него появился кто-то другой.
Музыка манила за собой, но лишь немногие решались подняться со своих мест и присоединиться к пляске. Позже они будут рассказывать, что никогда прежде танец не давался им так легко, помалкивать о том, что никогда он не доставлял такого неописуемого удовольствия и молчать о мечте вернуться в то без-умное мгновенье. Редкие из них вспомнят название древнего праздника, еще менее многочисленные - что та ночь не совпала ни с каким сакральным числом.
Но пока все это было вне "здесь и сейчас", в котором оставались лишь два случайно встретившихся не-человека - песня и танец. В ту ночь у них не стало имен, а может быть, это и были их настоящие имена, никому доселе неизвестные. Ночь-музыка, черный нотоносец небосвода, шум листьев над головой, шорох искр под ногами и серебристое отражение луны в дрожании струн. Вечность. Не знающая вопросов и сомнений, не считающая дней ни часов, безразличная к завтра и вчера.
Позже свет вновь вырисует пути, и невозможность дать произошедшему разумное объяснение станет маятником для страха, зависти и лжи. Тьма уйдет и равные вспомнят, кто здесь равнее, а невысказанное осознание итогов сравнения обернется обидой. Смертельной - для настоящего, которое никогда не сможет стать для них прошлым, но навсегда отравит будущее. Суматошной пляской - теней.
Наши песни, заздравные даже, звучат, как прощанья,
Не поют на земле обреченности песен веселых.
Обреченность? А может быть просто такое призванье:
Быть иными, чем вы, пока мир надвое расколот.
ошметки еще раз- Дьявольские отродья! - возмутился небритый толстяк с разбегающимися глазами. Похоже, он искал чем можно запустить в "отродья", пока те не оправдали его мрачные ожидания. - Послушаем его, а потом раз - что-то случится. Может не здесь, не сейчас, но точно. Я знаю, что говорю. Глаза - зеркало души. Вы видели его глаза?
- Хватит, Герн. На тракте не отказывают.
- Тьфу! Ведьмаков на них нет.
- Добро пожаловать домой, Тэ.. Виллен - криво усмехнулся хромой, цепляя к упряжке запасной лошади длинный трос и перекидывая оный за луку собственного седла.
- Вынужден признать, не верил, что ваша деятельность так их надоумит - слепой безмятежно нашарил стремя, провел ладонью по седлу и с неожиданной легостью запрыгнул в него. - Такой священный ужас при виде двух остроухих калек. Скоятаэли от зависти сдохнут.
Они сидели под занавесом из какого-то сомнительного тряпя. От дождя оно защищало более менее, от ветра не особо, немотря на расставленные в ряд повозки. У будущего костра возились и бранились люди. Илэарвэд хмыкнул, невольно поглядывая на Виллентретенмерта. Беловолосому тоже хотелось согреться, но предлагать старому другу поспособствовать почему-то не спешил. Менестрель наклонил голову, словно прислушиваясь к беззвучному голосу, ухмыльнулся.
- Чего ты хочешь, Илэар?
- Что? - переспросил слишком поглозщенный наблюдением за безнадежным процессом разжигания костра эльф.
- Чего ты хочешь? - безмятежно повторил его собеседник.
- Прямо сейчас, чтобы у них наконец-то получилось. Костям не по душе прозябать под дождем.
- Одухотворенный до мозга костей - полукровка задумчиво пялился в свое никуда. - Артист.
- Хорош издеваться, певун. На себя бы посмотрел.
- Сложно технически.
- Внутренним взором не пробовал?
- У. Излишняя жестокость. Совершенно бессмысленная к тому же.
- Зато современная.
- Увы, не своевременная.
- Чего ты хочешь?
- Остатки приличия похоронил. Нехорошо отвечать вопросом на вопрос. Тем самым вопросом и подавно.
- Нет, ты все-таки не изменился.
- А ты - очень.
Илэарвэд пожал плечами. Вернее, хотел пожать - получилось скорее передернуть. Больная нога ныла, на голову с периодичностью капало, а друг детства по старой привычке нес свою охинею - не скажешь даже в рамках разговора или просто так - в пространство.
- Я разожгу огонь - неожиданно порадовал полукровка. - Но ты поможешь мне его отблагодарить.
- Я?
- Не dh'oin же, согласись.
- Соглашусь. Если соизволишь объяснить на что именно.
- Танцуй, Илэар, танцуй этой ночью.
- Ты окончательно рехнулся.
- Вероятно. Но какая разница? Ты же хочешь согреться.
- Ты вид..
- Я не видел. Я знаю.
- Юродивый - хмыкнул Илэарвэд. - Все всегда знаешь. Интересно, что ты делаешь здесь?
- Ты видел и знаешь. Как согреть и себя.. и ветер. Ты делал это много-много раз. И ничего не забыл. Что ты делаешь здесь?
- Сижу и прозябаяю вместе с тобой.
- Вот и я.
Беловолосый уставился на товарища детских игр так, что любой зрячий встретившись с этим взглядом захотел бы тут же провалиться сквозь землю.
- Я не могу, Виллен. И ты прекрасно об этом знаешь.
- Сам - с вероятностью. Как мне не увидеть звезды.
Золотые глаза сощурились.
- К чему ты ведешь?
- Ты будешь танцевать, Илэарвэд. Я сыграю. Когда не останется ничего, кроме музыки ветра и танца пламени, не оглядывайся. И ты поймешь. Я не смогу удержать тебя, если что-то в тот момент окажется важнее.
- А себя? - он уже понимал, но еще не готов был решить.
- Мне нечего бояться. Я - уже там.
- Ищешь спутника?
- Наоборот.
- Оставь болото свиньям, Илэар. Пока не затянуло.
- Откуда ты знаешь?
Слепой усмехнулся.
- Ты можешь. Поверь.
Илэарвэд не ответил. У костра все еще возились, не понимая, что этот огонь не погаснет под мелким дождем. Большому же.. не бывать.
- Спасибо, Тэллиуэн - он еще раз повел взглядом по усеявшим небо тучам. - Когда не останется ничего кроме музыки и танца, я не оглянусь. При хорошей погоде отсюда видно силуэты гор. Сегодня полная луна, звезды переглядываются с темными шпилями вершин. Я покажу их тебе.
Менестрель закрыл глаза, провел ладонью по струнам. Танцору озорно подмигнуло растущее на глазах пламя, белые волосы подхватил влажный ветер. Он сделал неуверенный шаг в направлении костра и с каждым следующим все сильнее ощущал наполняющее его тепло. Оно согревало тело и переливалось с закружившим вокруг эльфа ветром. Тот нес его дальше.
Илэарвэду захотелось оглянуться - уже сейчас; или - пока еще? Пока.. не поздно? Но перезвон струн настаивал: "иди" - серебристым светом ложился под ноги, простирая дорогу. И он шел, растворяясь в этом свете, позволяя ему проникать себя насквозь, сливаясь в одно. Он почти не видел рассевшихся у костра людей, чьей-то смешок был не больше, чем дуновеньем потеплевшего ветра, взгляды - прохладными каплями дождя, последними призраками холода, которому суждено растаять в разбежавшихся тучах. Он закружился, краем сознания ловя посыпавшиеся с белых волос искры, раскинул руки и.. исчез, становясь более настоящим, чем за долгое-долгое время подчинения окружающей реальности.
Прищуренные, невидящие глаза, казалось, внимательно наблюдали за происходящим, за рассеивающимися тучами, из-за которых мало-помалу проглядывало темное небо и призрачной полоской лился лунный свет.
Когда на небосводе появились первые звезды, некоторые из путников не выдержали и присоединились к пляске. Менестрель опустил веки. Музыка была везде и все было музыкой.
Бешено закружились над головой звезды, на фоне темного неба выделялись громадные тени горных вершин, ветер окутывал отголосками дальних мест, ближе которых не бывает, эхом давно затихших слов, играл с пляшущими людьми, беспокоил не рискнувших сдвинуться с места. Зрители тянулись за дорожным флягами, не в состоянии оторвать глаза от.. него; от Илэарвэда. На скальном выступе серебрился в свете луны крупный, пушистый волк, запрокинув голову и напевая свои, ему и ей известные песни. А в стороне, подальше от огня чернел едва уловимый во мраке силуэт лютниста. Струны, казалось, сами вели его руку, не давая мелодии прерваться, волосы, без единого украшения рассыпались ниже плеч, темная одежда делала его почти незаметным. Сейчас он не пел. Он был песней. Отраженной в золотых глазах.
Прикрытые веки вздрогнули за миг до того, как танцор едва не споткнулся, перепутав шаг. Мелодия замедлила, становясь совсем тихой. Илэарвэд остановился, выдохнул, бросив певцу растерянный взгляд и еще некоторое время смотрел на него, стараясь выровнять дыхание. То, что его утомило не было танцем..
Несмотря на неотрывные взгляды зрителей, никто ничего не заметил, а если даже - не понял. В следующее мгновенье, беловолосый уже подставлял протянутую кем-то кружку под поток горячего вина, не в силах сдержать несколько облегченную и очень счастливую улыбку. Менестрель все еще перебирал струны - тихо, неторопливо. Илэарвэд смотрел на него и не видел. Не так, как несколькими мгновеньями раньше, когда он невольно отвлекся и обжегся кусочком чужой тьмы. У друга детства была своя "грань" и он разбирался с ней именно сейчас. Тихо, ненавязчиво. Верно. Осколки чужих судеб то и дело рассыпались новым узором. Блестящие и яркие, неизменно пронизанные... Илаэрвэд приподнял сосуд, в который тут же подлили вина, явно напрочь забыв про вечернюю неприязнь. Эльф улыбнулся. Едва заметно кивнул кружкой в сторону незрячего, и.. от всей души отхлестнул в огонь.