Прохладный ветерок вздувает пыль, покрывшую тропинку. Легонько, но я вижу. Я вижу, потому что смотрю под ноги. И вообще не потому, что боюсь споткнуться. Не-а! Я мог бы пройти этот путь с закрытыми глазами. Или даже без глаз! Да, мы с братом поселились здесь всего год с лишним назад, но.. но он так похож! До того, что хоть и я его не помню - тело помнит. Сам не пойму как умудряется. Тело.. Зато я частенько забываю о нем. О его уязвимости; о том, что оно - живое. А ещё иногда мне кажется, что оно живёт своей жизнью. Само по себе. А я.. Я у него в гостях. Немножко чужой..
- Привет!
- Привет! – не могу не улыбнуться, хотя знаю, что улыбка отдаст пламенем; где-то внутри, будто стремилась прожечь сердце. Когда-то у нее, наверное, получится. Когда-то, но пока я улыбаюсь грозно уставившейся на меня паре больших глаз. Я еще не научился радоваться. Даже если это больно.
- Почему ты не пришел? – подбоченивается девочка лет шести, с длинными темными косичками.. нет – хвостиком. – Забыл? – она по-детски надувает щеки и мне кажется, что сейчас получу снежинкой по неразумной, забывчивой голове.
- Гав! – снежинка оказывается огромной и тяжелой, и я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Неужели я все еще не стал сильнее? Иногда мне кажется, что наоборот. Хотя брат.. он больше не считает нас детьми. Вот только откуда снежинка, как большой не хотела бы она быть, и как холодной не была бы осень? Брат прав – мне надо спать. Но это так страшно! Между явью и сном простирается хохочущая необъятная тьма. Нет, иначе – бездна. Но там вообще не пусто.. И веки – они становятся такими тяжелыми, будто их выковали в металле. Будто мне никогда не открыть глаз. Будто этим глазам не увидеть Мир. Скрежет смеха напоминает звук несмазанных маслом створок. Или наоборот? Не знаю. Нет, братик, я не хочу знать! Вот-вот, Врата захлопнутся, и я никогда не проснусь; останусь навсегда.
- Эй..?
Я спал? Пытаюсь пошевелиться, но тело не хочет меня слушаться. Отказывает в движениях, лежа мертвой колодой, спрятавшей бьющееся сердце. Доспехом…
- Хватит дурачиться, Билли! Нам надо домой.
На мою щеку капает что-то мокрое. Плачу? Ведь я обещал, что не буду.. Утираю капельку рукой и осторожно открываю глаз.. А вдруг? «А вдруг» оказывается самой настоящей правдой. Надо мной нависает черная бездна… огромной пасти, с длиннущим, розовым языком. С языка падают слюнки.
- Билли! – мой голос опережает мысли, тело разом оживает, и я уже тормошу вислые уши, смеясь, и даже не заметив, когда просыпается память. Та, которая знает, что у девочки никогда не было косичек, и что зовут ее, отнюдь не Ниной…
- Давай, Ал! Мама ждет!
..Которая помнит, что вместе с мамой, вернувшейся от двоюродной сестры не далее, чем неделю тому назад, ждут маленькие, неуклюжие котята. Которая помнит, как сильно хочу их увидеть!!!
- Смотри!
С интересом сую нос в подоткнутый под него пакет. Молоко! Несомненно, от Тома – у него лучшее молоко в деревушке, а маленьким кое-какого давать нельзя! Которая не помнит, что он так неимоверно похож на..
- Здорово! – мое живое тело подпрыгивает на радостях, предвкушая предстоящее счастье – возможность покормить малышей.
- Ага – соглашается она, довольно кивнув мне головой. – Пошли?
- Побежали!